Казалось, король предчувствовал свой конец за несколько дней перед этим, когда народы, бросаясь к нему навстречу, изъявляли ему все знаки сердечного восторга, преданности и удивления. «Страшусь, – говорил он тогда, – чтобы Всевышний, оскорбленный их восклицаниями, не научил их слишком скоро, что тот, коего возносили они, как божество, был только ничтожный смертный».
О Густаве говорили, что он умер с мечом в руках, с командными словами на устах и с мыслью о победе. Он сам говорил, что счастлив тот, кто умирает, исполняя свое дело; он говорил и доказал это опытом славной смерти.
Великий Густав научил Европу искусству воевать; добродетели его соответствовали его дарованиям. Он уничтожил дуэли в шведских войсках строгим законом и строжайшим примером.
Эйзенах, 22 июня
«Есть ли у вас что-нибудь любопытное в городе?» – спросил я хозяйку свою, добрую и словоохотную старушку. «Как не быть!» – отвечала она мне голосом оскорбленного самолюбия и начала рассказывать о взрыве порохового парка, о замке Вартбург, о заточении в нем Мартина Лютера, о Рыцарском зале, о жизни длинноруких маркграфов, румяных и белоликих графов, близоруких князей и свирепых князьков, бывших некогда ужасом и трепетом соседних земель. Я слушал ее очень долго… Случалось ли вам, читая бредни Радклифа, утомившись подземельями, напугавшись гробами, мертвецами и привидениями, раскрыть вдруг книгу и, для оживления мыслей и сердца, приняться за Карамзина? Желая полюбоваться скорее красотами здешней природы, я сделал то же с хозяйкой моей, взялся за ручку двери и отворил уже ее; но моя Радклиф все еще преследовала меня по лестнице грозной тетей какого-то охрипшего в бранях витязя…
Первый попавшийся мне навстречу мальчик взялся проводить меня в замок Вартбург. Двенадцатилетнее дитя со всем красноречием старика рассказал мне жизнь Лютера. К чести немецкого просвещения должен я упомянуть, что в Германии дети, рожденные в низшем состоянии, не считают за грех учиться тому, чему учится сын или дочь дворянина. Каждый знает свою Библию, историю своей родины и своего отечества; сверх этих необходимых познаний знакомят их с приятными и полезными искусствами и науками. Природные дарования не умерщвляются грубыми, закоренелыми предрассудками; дороги умам проложены, и выбор предоставлен: остается идти по любому в храм славы. Оттого-то Германия так богата учеными, поэтами и философами, рожденными под тенью снопов и в бедных хижинах. Сам Вольтер, со всею придирчивостью своею, не мог бы здесь сказать:
К чести здешних нравов должен я прибавить, что богатый и бедный, дворянин, купец, ремесленник и земледелец, учась вместе в одной народной школе, слушая одинаковые уроки и наставления, навыкают к какому-то согласию мыслей и чувствований, к какому-то единодушию, которого ни время, ни различие состояний истребить не могут.
Тропинки ведут к замку Вартбург по крутой и возвышенной горе. У подошвы ее путник любуется рассыпанными на ней красивыми, разнообразными хижинами; выше лужайки манят его отдохнуть на бархатной своей зелени; в середине густые кустарники зовут его уклониться в тени моей от зноя солнечного; наконец иссеченная между огромными утесами дорога ведет его на гордую высоту, на которой останавливается он дивиться красотам природы и познает всю меру человеческой гордости. В самом деле, царская высота! Все низко и мало передо мной; кажется, вся окружность лежит у ног моих и ждет моего веления!.. С горы, господствующей над многими другими, приятно смотреть на город, стелющийся в лощине наподобие красивой деревеньки; приятно бродить взорами между дикими утесами с обнаженным челом или с увенчанным кустарниками – между утесами, возносящимися к небесам или над бездной нависнувшими; весело следовать за излучистой речкой по расписным лугам и остановиться наконец над черным отдаленным бором. «Видите ли влево два камня, похожие на женщину и мужчину?» – спросил меня старик, встретившийся со мной на середине горы. «Вижу только два камня, – отвечал я ему. – Но если вам угодно, чтобы я открыл глаза воображению, если нужно помечтать: то скажу вам, что усматриваю нечто сходное с человеческими фигурами». – «Прекрасно!» – воскликнул старик, пожимая с восхищением мою руку, и, желая наградить мою прозорливость, рассказал мне следующее старинное предание.