– Он не оправдал ожиданий. Теперь вашим куратором буду я. Мы станем встречаться и разрабатывать некоторые операции, которые потребуются в новый политический период.

– Конечно, конечно, – с готовностью ответил Немврозов. – То-то мне казалось, что Бекетов дает сбой. Что-то я в нем чувствовал неладное.

– С победой, Михаил. – Божок протянул бокал, и Немврозов, жадно блестя глазами, чокнулся.

Елена мчалась к штабу Градобоева с ужасным предчувствием. Это она, в своей слепоте и доверчивости, стала причиной страшного зла, привела Градобоева к гибели. Эта гибель приближалась к Градобоеву по ночной Москве, и надо ее упредить, заслонить Градобоева или погибнуть вместе с ним. Она много раз принималась звонить, но телефон Градобоева был заблокирован. Она представляла, как он мечется в опустелых комнатах, одинокий, затравленный, без недавних друзей и сподвижников. И только она одна может его утешить, вдохновить, вернуть ему волю. Упредить неведомую беду.

Москва в черном дожде пылала синей ртутью, брызгала белой плазмой. Дома казались огромными сосудами, в которых полыхал огонь, плескалось липкое пламя. Под колесами извивались разноцветные черви, из них струилась красная, зеленая, желтая жидкость. То падало из неба фиолетовое пернатое чудище, то всплывала из глубины огненная, с раскаленными жабрами, рыба. Навстречу летели сверкающие медузы, бесшумно расплющивались о стекло. Ее опутывали водоросли, ядовитые многоцветные стебли, сочно хрустевшие под колесами. Едкие, с мокрыми лепестками, цветы бились о стекло, норовили ужалить. Рекламы, как громадные светила, лиловые, изумрудные, рубиновые, проплывали над крышами. Она не узнавала Москвы, которая казалась бредом, больным сновидением.

Переулок у набережной, где находился штаб Градобоева, был перекрыт полицейскими. Елена бросила машину на набережной, где гигантский Петр в пятнах туманного света казался колючим, перепончатым динозавром, вставшим на задние лапы. Она прошла сквозь кордон полиции. Перед особняком толпился народ. Гудел мегафон: «Градобоев – наш президент!». Под фонарями светлели плакатики: «Чегоданов, ты украл голоса!», «Вор, верни, что украл!». Елена, глядя на балкон, на занавешенные светящиеся окна, снова пыталась звонить. И опять безуспешно. Она протолкалась к дверям с кнопкой домофона. Нажала. Голос спросил:

– Кто?

– Я, Елена Булавина.

– Приказано не пускать.

– Я пресс-секретарь Градобоева.

– Не велено. – И голос пропал.

Елена в отчаянии отступила. Стояла в толпе, слушая гул мегафона. Всматривалась в балкон, в занавешенные окна, не скользнет ли по ним знакомая тень.

Градобоев пережил потрясение, преодолел взрыв, разорвавший на лохмотья его личность. Чудовищными усилиями он собрал воедино разлетавшуюся галактику, вернул на место все ее планеты и звезды. Снова был ее центром. Непокоренный, несдавшийся, он продолжал сражаться. Был волнорезом, о который расшибался свирепый поток. Вспарывал волны, раздваивал их, укрощал ревущую громаду. Он оставался непобежденным борцом, идущим к победе через все поражения.

Градобоев не покинул особняк, сидел перед компьютером, набивая в блог послание к единомышленникам.