Для этого в горловой бронедетали сделана поилка. Она рассчитана в первую очередь под типовые тюбики с трубочками, но можно с ней работать и методом простого налива.
Снимаем предохранительную крышечку и заливаем жидкость в наружный приемник. После чего крышечку завинчиваем и включаем микронасос. Жидкость прогоняется через фильтры и поступает в небольшую емкость, которая находится уже на внутренней стороне скафандра. А из емкости к тебе в рот сама выдвигается трубочка. И пей-веселись!
Конечно, муромская старка через трубочку – преступление против самого духа исконной русской культуры. Старку, мил-други, надлежит потреблять из такой же, как сама фляжка, аккуратной берестяной чарочки на осьмнадцать золотников ровно. И чтобы с моченым груздем обязательно, а пуще того – с рыжиком…
И занюхивать, занюхивать всенепременно! Обязательная часть ритуала! Пышной шевелюрой боевого товарища!
Шутка.
Эх-ма, ладно…
Наливай, Егор, и – понеслась! Кто не умрет – живым останется!
– Чтобы не последний! – провозгласил Кожемякин типично муромский тост.
Мы хлопнули, точнее сказать – соснули. Все, кроме Дантеса.
– О, найс виски, найс виски! – оживился Тексас Ро.
Дантес довольно холодно перевел:
– Мой друг из субдиректории Центральная Калифорния говорит: хорошая водка.
– Ты ему скажи, Данушка, что это не водка никакая, а старка, – попросил Егор. – Или ладно, пусть его… А сам-то почему не выпил?
– Спасибо, я сыт.
– При чем здесь сыт?! Это не еда, а лекарство. От кручины.
– Егор, да не цепляйся ты к собрату по Великорасе, – сказал Коля. – Может, он непьющий.
– Да-да, хорошо! Непьющий! – закивал Дантес.
– Ну и ладно, нам больше останется, – с неожиданной легкостью отступился Кожемякин. – Кому повторить?
– Спасибо вам, Егор Северович, но меру надо знать. Лучше меньше, да чаще. Пойдем мы работать, – церемонно откланялся один из старших техников и знаками отозвал всех своих коллег.
В самом деле: по правилам техники должны были, не дожидаясь приказа, осмотреть флуггеры, устранить мелкие неисправности, пополнить запасы ГСМ и боекомплект твердотельных пушек (если таковые имелись). После этого требовалось поставить несколько полностью подготовленных к вылету машин на катапульты – на боевое дежурство.
А вот мы вплоть до дальнейших распоряжений командования имели полное право даже задрыхнуть. Единственное, что вменялось нам в обязанности, – находиться в непосредственной близости от своих машин.
– Эт-то что тут за кабак?!
Мы обернулись. Ой, мамочки… Белоконь!
Ну, сейчас начнется… «Это вам не бардак!.. Это российский военфлот!.. Гвардейский авианосец!.. В неустановленное время! В неустановленном месте! Распитие спиртных! О вашем проступке будет доложено!»
Но Кожемякин ничуть не смутился. Как равный Белоконю по званию и старший по возрасту (впрочем, младший по должности) он, не подумав даже спрятать флягу, с вызовом ответствовал:
– Горькую пьем, Андрюшка!
Белоконь, к моему громадному изумлению, вроде как даже улыбнулся.
– Да ясно, что не сладкую…
– Как леталось, сокол занебесья?
– Три борта потерял… – вздохнул Белоконь. – Но и мы в долгу не остались. Я одного завалил точно. Еще пять «Абзу» можно записать на групповой счет эскадрильи. В общем, «три-шесть» в нашу пользу. И ракет этих, «Рури», нащелкали, как семечек, несчетно… Но три пацана, черт… Жалко… Эх, налей-ка и мне, Егор.