— Реку форсируют! — послышался чей-то голос.

Действительно, на реке показались плоты с фашистскими солдатами.

Партизаны подбежали к берегу, вместе с ними дед Николай с внуком, четырнадцатилетним Егоркой.

— Егорка, Андрей, Гаврюша! Давайте гранаты! Выкатывайте пулемет! — командовал дед, хотя приказаний и так было достаточно. Понуровский и его командиры быстро подтянули партизан к берегу, открыли огонь. Фашисты повернули назад.

Дед Николай, как ни в чем не бывало, отряхнул с себя пыль, умылся в заводи и вместе с поваром стал нас звать отведать ухи.

Сейчас даже не верится, что тогда в Гавани мы ели уху.

На прощание я подарил деду Николаю карманные часы с цепочкой.

— Давно воюете, отец? — подавая руку деду, спросил Матвеев.

— С первого дня! — ответил старик.

Матвеев сердечно поблагодарил старика.

Выехать к переднему краю обороны было не так просто. Не то что на каждой дороге — но и на тропах были заложены мины, сделаны завалы. А на большаках преграждали путь противотанковые рвы, надолбы, минные поля… Мы с подполковником Балясовым все же благополучно объехали заминированные участки и приблизились к переднему краю. Помню, мартовская ночь была на исходе, морозило, лошади скользили и оступались. Наконец мы на КП отряда имени Чкалова; командир Пшенев докладывает нам обстановку.

Фашисты отступают к станции Зерново… В селах Негино, Алешковичи — крупные гарнизоны врага. В трехстах метрах от нас окопались венгры, по данным разведки и показаниям пленного, они имеют задание не допустить соединения партизан с частями Красной Армии.

Да, на востоке грохочут наши орудия. Мы ясно слышим раскаты взрывов: идут бои за Севск.

— Надо бы помочь нашим, — говорит Балясов и оборачивается на чьи-то шаги, раздавшиеся позади.

К нам подходит комиссар отряда Бирюков, возбужденный и радостный.

— Люди готовятся к встрече, — сказал он с улыбкой. — Вас спрашивают, скоро ли пойдем на соединение?

Со 2 на 3 марта мы всю ночь вели бой у села Негино. На рассвете, с ранеными на руках, партизаны отошли в лес за речку Нерусу. Перестрелка прекратилась, однако это было тревожное затишье. Посланные в разведку два партизана еще не вернулись.

Но вскоре к нам пришла старушка и потребовала, чтобы ее отвели к командиру отряда Пшеневу.

Пришлось партизанам вести ее в штаб отряда.

— Агафья я, — назвала себя она, когда убедилась, что перед ней действительно Пшенев. — Намедни ночью раненый партизан приполз в мою хату. Живем-то мы на краю села у оврага. Ему пуля бок пробила. Кирюшкой звать…

Это был разведчик Егоров, один из посланных в разведку.

— Умер? — вырвалось у Пшенева.

— Царство ему небесное. Мы с Марфой, соседкой, схоронили его ночью. Перед смертью просил отыскать партизанского командира Пшенева. В лесу он, у села Денисовки. Соседка моя, хоть и помоложе меня, но слаба ногами. А я вот дошла…

Партизаны сняли шапки. Кто не знал бойкого разведчика Егорова!

— Говори, говори, мать, — попросил начальник штаба Чеченин.

— Да, что говорить, милой, все сказала. Вот еще что, ныне фашистов понаехало много. Бегут они… А бумажка вот она…