К осени 1942 года мы имели в отрядах партизанского края 61 орудие. Был сформирован артиллерийский полк резерва главного командования Брянского партизанского края и именовали его, как положено — РГК. В распоряжении артиллерийского полка было 17 пушек, гаубичная батарея, батарея автоматических пушек, зенитных пушек, защищавшая Смелижский аэродром, минометная батарея.

Находившиеся друг от друга на большом расстоянии и стоявшие на обороне батареи были связаны друг с другом телефонной и радиосвязью, что позволяло им взаимодействовать и сосредотачивать огонь на нужных направлениях. Телефонную и радиосвязь мы установили также со штабами бригад и отрядов. Всего было протянуто 1600 километров телефонных проводов.

На опушках леса, против основных гарнизонов фашистов и их коммуникационных линий на высоких деревьях, мы оборудовали наблюдательные пункты, связанные с огневыми позициями, там дежурили разведчики-артиллеристы с биноклями.

Помнится вечер над рекой Неруссой. Кроны старых дубов зеркально отражались в реке, окрашенной оранжевым закатом. Изредка где-то отрывисто лаяли пулеметные очереди, и свежий ветер доносил из глубины леса эхо выстрелов.

В балке, возле высохшего ручья, партизаны возились у танков.

— Разве это порядок? — возмущался командир танка комсомолец Анатолий Орлов. — Мы, можно сказать, надорвались, ремонтируя танки, а Прошин подвел. Где его горючее? Разве это военный человек? Шляпа!

— Да, непорядок, — заметил я.

— Это черт знает что! — не успокаивался Орлов. — Пустите нас на диверсию, и мы не хуже других подрывников…

В это время показался тот, кого бранил Орлов. Это был коренастый, небольшого роста человек, в очках — Дмитрий Афанасьевич Прошин. Он неторопливо опускался по тропинке к танкистам. Вслед за ним двигалась подвода, лошадью управлял пионер Костя Токарев, прозванный за высокое искусство лазания по деревьям Белкой.

— Что привез, Белка? — насторожился Орлов, видя наваленные на телегу деревянные макеты пушек и фанерные листы «брони».

— А вот, гляди! — весело отозвался Белка.

Орлов накинулся на Прошина:

— Что ты, очкастый, бутафорию в театр, что ли, привез? Нам не до постановок.

— Дяденька, гляньте! Пушки как заправдашные. Мы с дедом Михеем им и жерла прожгли, — проговорил Костя, расхваливая макеты.

— Жерла, жерла! Горючее надо, а не жерла, — не унимался расходившийся Орлов, до которого еще не доходила затея Прошина.

— А ведь это здорово! — рассмеялся я. — У нас только две машины, а теперь вон сколько стало. Честное слово, обманем фашистов.

Похвалил Прошина и командир бронемашины Марченко.

И все же я строго спросил:

— А когда будет горючее, Дмитрий Афанасьевич?

— Через недельку, товарищ командир, — ответил Прошин. — Вот пустим свой «крекинг», есть задумка.

— Хорошо, последний срок, Дмитрий Афанасьевич.

В тот же день ко мне в землянку пришел командир бригады «Смерть немецким оккупантам» Петр Андреевич Понуровский и сказал, что у них есть партизан по фамилии Побожий, инженер-химик, который может наладить производство горючего для танков и тракторов.

Через три часа Побожий был у меня. Это был невысокого роста молодой человек, лет 25-ти. Он подошел ко мне и бойко представился: