8 мая 1915 г. начальник штаба Верховного главнокомандующего (тогда им был великий князь Николай Николаевич) генерал Янушкевич обратился с официальной просьбой к министру внутренних дел Маклакову.

«По имеющимся в штабе Верховного главнокомандующего сведениям, за последнее время в действующей армии приобрели широкое распространение некоторые газеты, издаваемые на еврейские деньги, с крайне вредным для наших войск направлением, каковой, например, является газета «Петроградский Курьер», высылаемая в армию в количестве до 50 000 экз. Признавая безусловно недопустимым распространение в войсках антинациональных периодических изданий, подтачивающих благодаря своим антимилитаристическим тенденциям геройский дух нашей армии, имею честь покорнейше просить Ваше превосходительство не отказать в своем распоряжении о полном воспрещении высылки газеты «П. К.» в действующую армию».

Выпуск газеты запрещен не был. Запрещена была лишь доставка ее в действующую армию.

Отношения между правящей Россией и евреями с последней четверти XIX столетия приняли характер открытого недоверия, причем обоюдного, срывающегося довольно часто на открытую вражду и тогда уже обильно омываемого кровью. Евреи неофициально числились врагами империи, едва ли не самыми заклятыми. Им и отвели место жить по западным губерниям империи, в так называемой черте оседлости, дальше этой черты — ни шагу. Исключение было сделано лишь для лиц определенных профессий (врачей, адвокатов, аптекарей…). В воспоминаниях русского писателя Иеронима Ясинского «Роман моей жизни» (М., Госиздат, 1926) читаем на странице 269:

«У Тестова ужинала с нами еще сестра Чехова, Мария Павловна, и должен был быть Левитан, у которого были какие-то недоразумения с правом жительства в Москве.

Этакий удивительный русский художник, даже с симпатией к колокольному звону и к тихим обителям, — и тот терпел в Москве в качестве еврея! Кстати, вспомню о другом художнике — скульпторе Аронсоне, которому дозволялся приезд в Петербург на время выставки его произведений только на месяц, а писатель Шолом-Аш совсем не допускался в Петербург и, когда кончился срок его, кажется, трехдневного пребывания (не помню, сколько дней полагалось для евреев оставаться в столице российского царства), спасался у меня на Черной Речке, чтобы иметь возможность закончить свои литературные дела…»

На этот счет Федор Михайлович Достоевский придерживается иной точки зрения:

«…когда еврей «терпел в свободном выборе местожительства», тогда двадцать три миллиона «русской трудящейся массы» терпели от крепостного состояния, что уже, конечно, было потяжелее «выбора местожительства». И что же, пожалели их тогда евреи? Не думаю… помещики хоть и сильно эксплуатировали людей, но все же старались не разорять своих крестьян; пожалуй, для себя же, чтоб не истощить рабочей силы, а еврею до истощения русской силы дела нет, взял свое и ушел…

А что до евреев, то всем видно, что права их в выборе местожительства весьма и весьма расширились за последние двадцать лет. По крайней мере, они явились по России в таких местах, где прежде их не видывали. Но евреи все жалуются на ненависть и стеснения…» («Дневник писателя» за 1877 г., январь — август).