Нет, отсутствуют у него напрочь качества вождя — светлой, могучей личности, способной из руин воссоздать новое дело, призывы которого, как гимн, способны увлекать. Не по нему оказалась ноша.

Вот все армии распались, даже обольшевичились, и его, Колчака, сводный батальон охраны (сплошь из отобранных людей) тоже предал, а каппелевская армия — в совершенной целости (за исключением, разумеется, боевых потерь) и бьется исступленно и убежденно. Такой человек, как Владимир Оскарович Каппель, и должен был связать белое дело.

Колчак возненавидел большевиков не только за развал фронта и тыла, но и за союзничество с врагом, за проезд их вождей через враждебную Германию: им никогда не отмыться от этой грязи. В те дни, когда они катили по Германии, немцы убивали русских, допрашивали и избивали пленных, насиловали русских девочек и женщин — сколько об этом жутких документов он перечел за годы войны. После они были изданы отдельной книгой. Свод надругательств над народом.

И теперь эти люди, присвоившие себе власть в Москве, распоряжаются его жизнью. Во всяком случае, идет игра — это несомненно. Торгуются о цене его жизни. Он усмехается:

— Значит, чего-то стою…

Поезд подкатывает к Иркутску в первых вечерних сумерках. Состав сразу заталкивают в тупик. Адмирал напряженно смотрит в окно. К нему прижалась Анна и, не шевелясь, тоже смотрит в вечернюю мглу. С ними смотрят в окна все восемьдесят бывших господ офицеров.

— С этого мгновения не подходи ко мне, не стой около меня, — говорит он Анне и целует ее. И тут же жадно, на всю грудь забирает дым. Тревога давит.

— Ничего не разобрать, — шепчет в сумерках старший лейтенант Трубчанинов.

— Если все устроится, не продадут, я заберу тебя, — ласково, спокойно говорит Александр Васильевич, поглаживая Анну по руке. — Жди здесь. Тебя ведь никто не знает у них. Тебе ничто не угрожает. Трубчанинов, уходите… с Анной. Вызови Апушкина!.. Нет, нет, не выдадут, но… на всякий случай примем меры.

Начальник эшелонов трусцой бежит к Сыровому. Легионерские патрули указывают направление. Штаб командира легиона тут же, у вокзала.

В вагоне кладбищенская тишина. Иногда кто-то шаркнет сапогом, бормотнет что-то неразборчиво, и опять тишина. Никто не входит в вагон. Никто не выходит. Ползут минуты ожидания. Черно сгрудились господа бывшие офицеры у окон вагона. Впрочем, почему бывшие? Здесь, в вагоне, они еще господа офицеры. Никто не отменял ордена и звания.

А вот и пан майор! Генерал Занкевич спускается из вагона ему навстречу. Все смотрят только на них. Пан майор прикладывает пальцы к шапке. За стеклами окон не слышен голос. А он докладывает Михаилу Ипполитовичу:

— Господин генерал, принято решение о выдаче господина адмирала Политическому Центру.

— Что?!

— Это решение утверждено генералом Жанненом.

— Вы понимаете, что говорите?

— Это приказ, господин генерал. Выдача должна произойти здесь, немедленно.

Начальник штаба бывшего Верховного главнокомандующего мотает головой, не говорит, а мычит:

— Сами доложите, я это… не могу. Ступайте, господин майор, ступайте.