Выросший в атмосфере самоунижения и пассивного повиновения, Николай Второй сохранял к памяти своего отца почти сверхсуеверное уважение.

Император Александр Третий, как мы уже знаем, олицетворял собою идею абсолютной монархии и управлял Россией железной рукой в течение тринадцати лет…

Что касается императрицы (супруги Николая Второго. — Ю. В.), то, несмотря на то что она была иностранкой по рождению и воспитанию, окруженная искусственной атмосферой двора, — ввиду чего нет ничего удивительного в том, что она совершенно неправильно понимала чаяния русского народа, — можно сказать с полной искренностью и убеждением, что она чувствовала себя русской из русских, когда она симпатизировала ультрареакционной партии и верила в привязанность России к формам самодержавной власти.

…Мне значительно легче отдать дань матери Николая Второго, Марии Федоровне.

Ее доброта и ласковое обхождение согревали мрачное царствование Александра Третьего, и она оказалась способной создать такую атмосферу при дворе, которая смягчала проявление чрезвычайно деспотического характера государя.

…Среди других членов императорской фамилии я отмечу только великого князя Николая Михайловича, столь же известного в России, как и во Франции, как автора исторических работ…

Высокообразованный и весьма талантливый, он, единственный из членов императорской фамилии, являлся искренним сторонником либеральных идей…

Он был в хороших отношениях с императором и имел обыкновение говорить с ним совершенно откровенно… Лицом, наиболее близким к государю, был граф Фредерикс, министр Императорского двора. В юности он был одним из наиболее блестящих офицеров гвардии и даже в преклонном возрасте сохранил чрезвычайно элегантную внешность.

Он пользовался полным доверием императора и непререкаемым влиянием на него, которым он никогда не злоупотреблял…

Во главе свиты императрицы Александры находилась статс-дама двора. Этот пост был сначала предоставлен княгине Голицыной, а после ее смерти — Нарышкиной. Обе они были настоящими «grandes dames», образованными и учтивыми, но ни та, ни другая не имели влияния на императрицу, которая никогда не была с ними вполне интимна.

Единственным лицом, которое пользовалось этой близостью, была Вырубова[17] (в письмах императрица называла ее «коровой», и часто с большой буквы, не как ругательство, а как законное имя. — Ю. В.), но она не имела официального поста при дворе. Ее имя часто упоминалось наряду с именем Распутина, наиболее горячей последовательницей которого она, по-видимому, являлась. Я видел ее всего раз или два и воздержусь от каких-либо комментарий по поводу нее».

На этом и заканчиваются воспоминания Александра Петровича. Что можно добавить? О Вырубовой разве… Бежать ей из красного Питера (не сегодня-завтра поставят к стенке) пособил Алексей Максимович Горький. Все хлопоты по этому делу принял на себя…

Из дневника Е. Ф. Джанумовой, запись 25 марта 1915 г.: «…Когда я вошла, все сидели за роскошно сервированным столом. Распутина я узнала сразу — по рассказам я имела представление о нем. Он был в белой шелковой вышитой рубашке навыпуск. Темная борода, удлиненное лицо с глубоко сидящими серыми глазами. Они поразили меня. Они впиваются в вас, как будто сразу до самого дна хотят прощупать; так настойчиво, проницательно смотрят, что даже как-то не по себе делается. Меня усадили рядом. Он пристально и внимательно поглядывал на меня. Потом вдруг без всяких предисловий протянул стакан красного вина и сказал: «Пей». Я уже и раньше обратила внимание, что он всем, и старым, и молодым, говорил «ты», но все-таки, когда он обратился ко мне, я удивилась. Так это странно прозвучало: «Пей», а потом: «Возьми карандаш и пиши», — командовал он. Право, я не шучу, он так сказал: привык, очевидно, распоряжаться. Ко мне потянулось несколько рук с карандашами и листочками бумаги. Ничего не понимая, я машинально взяла карандаш. «Пиши». Я стала писать: «Радуйся простоте, горе мятущимся и злым — им и солнце не греет. Прости меня, Господи, я грешная, я земная, и любовь моя земная. Господи, творяй чудеса, смири нас. Мы твои. Велика любовь твоя за нас, не гневайся на нас. Пошли смирение душе моей и радость любви благодатной. Спаси и помоги мне, Господи».