Иоанн стоял потупившись.
— Я просто хотел посмотреть, как ты живешь. Я никогда у вас не был. Где Мария?
— Она у колодца. Моет голову. Если б ты знал, Иоанн…
— А где колодец?
Иоанн говорил отрывисто и словно не замечая меня. Я показал в дальний конец улицы:
— Вон там, под деревом…
Я встал, чтобы пойти с Иоанном, но он уже тронулся прочь — и не подумал ждать меня.
Я встревожился.
Мария подставила голову под текущую воду и, зажмурившись, неторопливо промывала свисавшие вперед длинные черные волосы. Рядом были еще женщины. Некоторые ожидали своей очереди, другие уже помылись и теперь надевали чистое платье, причесывались, стирали на камнях одежду. Поодаль я увидел Иоанна. Мария его пока не углядела. Вода текла у нее по волосам, омывала обнаженные плечи, лилась по груди, забрызгивала юбку.
— Мария… Это я, Иоанн, — выступил вперед он. — Можно я тебя помою?
Мария вздрогнула. Прикрыв руками грудь, она откинула волосы и увидела рядом других женщин. Иоанн смутился тем, что испугал ее.
— Я сын Елисаветы. Она всегда давала себя мыть…
Но было уже поздно. Протянутые к Марии руки вдруг показались ему огромными. Они мешались. Они вполне могли напугать. А женщины тем временем обступили Марию, загородили ее.
Возможно, она не расслышала, что он сказал. Возможно, не сразу сообразила, о какой Елисавете речь, о каком Иоанне.
Не ожидавший ничего подобного Иоанн ринулся прочь. Побежал, перепрыгивая через отдыхавших у колодца овец и коз. Он пронесся мимо Бен-Юссефа, который катал на закорках своего младшенького. Пронесся мимо всего, что было моей жизнью, чтобы опять погрузиться в неизбывное одиночество…
И мне подумалось: он до сих пор бежит, хотя теперь, наверное, сидит где-нибудь в пустыне и слушает стрекот цикад. А Мария до сих пор стоит испуганная, прикрывая груди, хотя теперь, возможно, готовит обед Иосифу. А я по-прежнему смотрю вслед Иоанну, хотя теперь разговариваю с Киром… который вдруг кричит:
— Эй ты, Мессия… Поди сюда!
Я очнулся:
— Не надо глумиться.
— Я не глумлюсь. Просто устал ждать. И мне обидно, что этот тоже оказался не…
Савватей поднялся на ноги и забормотал:
— Признаю, что верую в императора…
— Ладно-ладно, успокойся. Что ты намерен делать дальше?
— Что прикажешь, господин.
Савватей неуклюже поклонился. Взгляд его блуждал по сторонам.
— Иди отыщи своего пророка! И обрети веру, за которую ты в другой раз держался бы крепче. Если удастся, собери опять в кучу единомышленников. Или пускай этим займется пророк. Но запомни: когда попадешь сюда в следующий раз, ты должен стоять насмерть, а не заявлять о своей преданности мне и кесарю. Чтобы в следующий раз мне было кого судить. И судить по всей строгости!
Кир закрыл глаза. Вид у него был крайне измученный. Савватей меж тем скрылся за воротами.
— До чего мне осточертели эти мнимые Мессии! — после долгого молчания признался Кир. — Живешь, словно в призрачном мире.
Вскоре мне тоже показалось, что я живу в призрачном мире: наместник пригласил меня погостить у него. Вроде как ради ребенка.
Под пронизывающим северным ветром, который едва ли не всегда дул за стенами сада, по барханам плелись две фигуры. Молодой человек и пожилая женщина. Женщина шла согнувшись, ее иссиня-черное одеяние развевалось на ветру, тянуло назад. Ветер рвал кроны немногочисленных деревьев, и я тоже нагнулся — к яблокам, которые в это время собирал в саду.