Достопочтенный доктор Реджиналд Уэйкфилд, местный викарий, обещал дать Фрэнку изучить невероятно увлекательные записи о крещениях, не говоря уже о блестящей перспективе откопать в архивах какие-нибудь ветхие офицерские списки или хотя бы упоминание о пресловутом предке.

– А как звали твоего прапрапрапрадедушку, который ошивался в этих краях во время одного из восстаний? – спросила я. – Не могу вспомнить: Уилли или Уолтер…

– Вообще-то его звали Джонатан.

Фрэнк в целом спокойно относился к тому, что я не проявляю интереса к истории его семьи, но постоянно был наготове, чтобы воспользоваться малейшим любопытством с моей стороны для сообщения фактов о генеалогическом древе Рэндоллов. Он застегивал рубашку, а в глазах уже зажегся фанатичный блеск увлеченного преподавателя истории.

– Джонатан Уолвертон Рэндолл – Уолвертоном его назвали в честь дяди по матери, рыцаря из Суссекса. Но он был известен под лихим прозвищем Черный Джек, которое он получил в армии, думаю, как раз во время службы в этих местах. Я упала ничком на постель и изобразила храп. Фрэнк, не обращая на меня внимания, продолжил свою лекцию:

– Он купил патент на офицерский чин в середине тридцатых годов, я имею в виду тысяча семьсот тридцатых, и стал драгунским капитаном. Судя по тем старым письмам, которые отправила мне кузина Мэй, он нес службу отлично. Недурной вариант для второго сына. Младший из троих братьев, согласно традиции, стал викарием, но о нем мне пока не удалось много узнать. Во всяком случае, Джек Рэндолл получил похвалу от герцога Сандрингема за свои действия накануне и во время событий сорок пятого года, то есть второго якобитского восстания. – И добавил снисходительно, чтобы убедиться, что невежественная аудитория в лице меня владеет контекстом: – Ну ты же знаешь, Красавчик принц Чарли и вот это все[1].

– Не уверена, что шотландцы до конца осознали, что они проиграли в тот раз, – заметила я, усаживаясь на постели и пытаясь привести в порядок волосы. – Вчера в пабе слышала, что бармен называл нас «сассенах».

– А почему нет? – благодушно отозвался Фрэнк. – Это всего-навсего означает «англичанин» или, в крайнем случае, «чужак», а мы и есть чужаки.

– Я знаю, что это означает. Мне не понравился его тон.

Фрэнк порылся в ящике стола в поисках своего ремня.

– Он просто обиделся. Я сказал, что эль у них слабый. Потому как, видишь ли, в бочку с настоящим шотландским элем полагается бросить для крепости старый башмак, а готовый продукт процедить через хорошо поношенную единицу нижнего белья.

– А-а, так вот что повлияло на сумму счета!

– Я выразился даже более деликатно потому, что в гэльском языке[2] нет слова для штанов или трусов.

Я потянулась за собственными трусиками, заинтригованная.

– А почему нет? Разве шотландцы в старину не носили нижнего белья?

Фрэнк покосился на меня.

– А ты никогда не слышала песенку о том, что носит шотландец под своим килтом?

– Надеюсь, что не панталоны до колен, как настоящие джентльмены, – сухо заметила я. – Может, мне, пока ты развлекаешься с викарием, поискать местного любителя национальной одежды и спросить у него?