Вадим сразу объяснил парням, что подобная меткость нужна для того, чтобы не уничтожать всех подряд, а выбивать противника выборочно. Как он и обещал Свейну, в команду стрелков вошли только воины из экипажа «Акулы». Упрямые северяне, небольшие любители новинок, не особо и рвались учиться, поэтому выбор Вадима был воспринят спокойно.

Наконец пришло время спустить медведя с поводка, как высказался Рольф, внимательно выслушав идею Вадима. Вызвав к себе Гюльфи, с которого давно уже сняли ошейник, Вадим выдал ему мешок с припасами и, усадив перед собой, решительно сказал:

— Здесь твои припасы на дорогу. Туда и обратно. Если, конечно, ты решишь вернуться. Но помни, дорогу сюда знать не должен никто. Но если спросят, можешь смело сказать, где мы устроились. Тебе не поверят, так что будь к этому готов. И помни: если решишь вернуться, я буду рад. Но если останешься с Рыжим, больше пощады не будет. Тогда постарайся больше нам не попадаться.

— Я вернусь, Валдин, — ответил юный богатырь, глядя ему в глаза преданным, собачьим взглядом. — Я обязательно вернусь. Знаешь, мне первый раз в жизни было так интересно жить рядом с кем-то. Раньше я мечтал быть просто воином, но теперь я хочу знать больше.

— Знать больше? — удивлённо переспросил Вадим.

Признание парня прозвучало для него как откровение. То, что ему понравилось познавать новое, очень обрадовало Вадима, но это не значило, что парень сможет вернуться. Помимо желаний самого Гюльфи, были ещё планы Рыжего и его присных. Но сообщать об этом парню Вадим не мог. Если парень откажется идти, то вся его затея пойдёт прахом. Оставалось только надеяться, что парень выживет.

Отпустив Гюльфи, Вадим попросил Свейна установить на самой высокой скале дежурство для постоянного наблюдения за приходящими со стороны суши. От заявления, что в эти места никто не суётся, он только отмахнулся, ответив, что всё когда-то случается в первый раз. Понимая, что спорить с ним бесполезно, Свейн назначил очерёдность, и с этого дня на скале постоянно кто-то дежурил.

В тот день Никодим с самого утра только и делал, что носился по всей бухте, выполняя поручения конунга. Пробегая мимо приземистого, словно вросшего в землю дома, раб неожиданно услышал женские вопли и возбужденные мужские голоса. Быстро подобравшись к крошечному окну, Никодим старательно прислушался к разговору. К его огорчению, было плохо слышно и ничего не видно.

Потихоньку проткнув пальцем бычий пузырь, которым было затянуто окно, он заглянул вовнутрь и, присмотревшись, не поверил собственным глазам. Рядом с вдовой Гефион стоял молодой бугай по имени Гюльфи, пропавший прошлой осенью вместе с двумя кораблями. Теперь, когда стало видно, но не слышно, Никодим начал поочерёдно прикладывать к дырке то глаз, то ухо, пытаясь понять, как такое может быть и откуда он взялся.

Так ничего толком и не узнав, раб отошёл от окна и, выбравшись на протоптанную дорогу, припустил бегом, торопясь побыстрее доставить новость своему хозяину. Олаф Рыжий, как всегда, пребывал в дурном расположении духа. Ворвавшись в хозяйские покои, Никодим привычно увернулся от запущенной ему в голову кружки и, быстро поклонившись, заговорил: