Буря пронеслась верхами, полетели некоторые головы, но Вуд уцелел, его даже не вызвали для дачи показаний в конгресс — и он уже решил было, что так и завершит свою карьеру на незаметной должности в аналитическом отделе, как вдруг о нем вспомнили. Джереми вызвали к высокопоставленной персоне, и спросили, что ему известно о Джебрае и его президенте Фархаде.
Вуд с самого начала принял решение отказаться от участия в операции, потому что история эта чересчур напоминала ту, давнюю, кубинскую, но ему дали понять, что ныне ситуация совершенно иная, у них есть поддержка на самом верху. Джереми, разумеется, не поверил, потому что знал, как все это будет происходить — без проблем, но только до той минуты, пока не случится какая-то осечка. Тотчас обнаружится, что ни в Белом доме, ни в конгрессе никто ни о чем не ведал, что ЦРУ снова вышло из-под контроля, и разразится гроза. Но отказаться ему не удалось, и уже через неделю он возглавлял группу, целью которой было устранение президента Фархада.
В день, когда информационные агентства сообщили о неудавшемся покушении на президента Джебрая, Вуд понял, что история с сигарами повторяется. Ему не пришлось долго маяться в неизвестности — позвонил помощник директора ЦРУ и сообщил, что его вызывает глава ведомства.
Шеф был мрачнее тучи, и с порога язвительно осведомился:
— Так, значит, это твоя специальная террористическая группа?
— Мальчики были неплохо подготовлены.
— Они даже стрелять не обучены! — раздраженно бросил шеф. — Промахнулись меньше чем с двухсот футов!
— От осечки никто не застрахован, — негромко, но твердо парировал Вуд.
— У них не будет возможности повторить попытку!
— Будет, — пообещал Вуд. — Мы владеем ситуацией. В группу внедрен наш человек. Он сообщил, что идет работа по подготовке повторного покушения.
— И как долго придется его ждать?
— Считанные недели, поверьте мне.
Шеф вздохнул.
— Если из этой истории будут торчать наши уши — тебе, Джереми, несдобровать, — посулил он.
— Я догадываюсь, — ответил Вуд.
Он говорил совершенно искренне, потому что с самого начала не был склонен обольщаться — в случае неудачи его сдадут первым и тогда припомнят все: и Фархада, и Кастро с его чертовыми сигарами.
25
Уланов вырвался в посольский городок всего на пару часов. Наудачу забежал к Хомутову и обнаружил, что тот сидит дома.
— Завидую, — буркнул Уланов. — Валяешься тут в тепле и буржуазном комфорте, а мы уже вторые сутки при машинах как собаки.
Хомутов пожал плечами с видимым безразличием.
— Что-то случилось? — сообразил Уланов.
— Ничего особенного. Просто теперь меня точно отсюда вышибут.
— Гареев?
— Официально не объявляли, но вчера вечером меня вызывали к высокому гостю.
— К Шефу? — разинул рот Уланов. — Ничего себе!
— Вот так. Не каждым работником посольства Председатель КГБ лично занимается.
— И что же теперь?
— Домой вернусь. У меня там жилье как-никак. Устроюсь на работу. Буду жить, а что?
— А… а Люда? — Уланов запнулся, увидев, как изменился в лице Хомутов.
— Что — Люда?
— Она остается?
— А куда же ей деваться? — Хомутову больше не удавалось казаться небрежно-равнодушным. — Ничего у нас не получилось, Дима. Сам я, дурак, виноват. Тут еще вся эта муть навалилась — я и не сдержался. Ну, да что там теперь… Поговорить хотел — не вышло. Я ей напишу, ты передашь при случае, ладно?