– Господин Столыпин! Господин Балакшин! Спасибо, что нашли возможность приехать на аудиенцию. Из-за нехватки времени говорить будем по дороге. Впрочем, это и неплохо – под перестук колес легче течет беседа. Прошу пройти в кабинет и обождать – буду через десять минут.

Приглашенные послушно нырнули с февральского мороза в протопленный вагон. За ними потянулись другие участники путешествия, аккуратно обтекая оказавшегося «на часах» штабс-капитана и услужливо расступаясь перед генералом Олсуфьевым, рванувшим аллюром выполнять полученные предписания. Предупредительный флигель-адъютант распахнул дверь. Стюард поставил на стол дымящиеся стаканы с чаем и вазу с сушками. И с этого момента о приглашенных все забыли.

Ковенский предводитель дворянства Петр Аркадьевич Столыпин был вполне доволен собственной карьерой. В неполные тридцать девять лет – камергер, коллежский советник, что соответствовало воинскому званию полковника, да еще и с «Анной на шее». Четыре дочки в семье, любящая супруга и жутко беспокойный нрав, заставляющий взваливать на себя все новые обязанности и буквально фонтанировать инициативами. Предметом его особой заботы являлось Сельскохозяйственное общество, взявшее под контроль и опеку всю местную хозяйственную жизнь. Столыпин рьяно принялся за расселение желающих на хутора, за ликвидацию чересполосицы, закупил современные аграрные орудия и искусственные удобрения, ратовал за внедрение многопольных севооборотов и мелиорации. Не успокаиваясь чисто техническими вопросами, развивал, как мог, сельскую кооперацию. Вкладывался и в образование – открыл ремесленные училища и специальные женские гимназии.

Проводимые нововведения сразу же вызвали сопротивление крупных землевладельцев. На одном из заседаний князь Святополк-Четвертинский заявил, что «нам нужна рабочая сила человека, нужен физический труд и способность к нему, а не образование. Образование должно быть доступно обеспеченным классам, но не массе…» Столыпин дал резкую отповедь: «Бояться грамоты и просвещения, бояться света нельзя. Образование народа, правильно и разумно поставленное, никогда не приведет к анархии».

Вызов в столицу Столыпин связывал именно с этим конфликтом, был морально готов к «порке» и защите собственной точки зрения по вопросу агроэкономики.

Совсем из другого теста был сибиряк Балакшин[46]. Александр Николаевич вырос, учился и жил среди самого простого народа, поэтому держал в руках ежедневно его тревоги и мечты. Будучи сам высокообразованным человеком, на крестьянское образование не замахивался, преследуя грандиозные в своей простоте цели – накормить народ и помочь ему выскочить из-под пресса банкиров и спекулянтов. В 1897 году Александр Николаевич основал Курганский отдел Московского общества сельского хозяйства. Тогда же им было открыто два маслодельных завода. В 1900 году он возглавил в Кургане первую организацию по устройству маслодельных кооперативных товариществ, занимавшуюся экспортом сибирского масла за границу, минуя скупщиков-спекулянтов. Артели и кооперативы, почувствовав живые деньги, работали как часы. Экспорт рос. Но Балакшин не успокаивался. Сейчас все мысли кооператора занимало новое детище – кооперативное объединение Союз сибирских маслодельных артелей. Под это дело он уже присмотрел более двадцати филиалов по стране и сбытовую сеть, включающую Англию, Германию, Данию, Швецию, Финляндию. Проблему Балакшин нашел там, где не ждал, – в собственном отечестве. Частные заводчики увидели в его инициативах серьезную конкуренцию и сразу постарались провалить артельное дело, стали вести личную борьбу с Балакшиным, обвиняя его в стремлении наживать с артелей деньги, и даже обвинили его в неблагонадежности.