- Она еще не проникла за барьер, но это случится скоро. Гнев нашей сестры силен!

- Сестры!!! - возмутилась вдруг Норисса. - Как ты можешь называть ее так, зная, что у нее на сердце и в мыслях?

Но ее ярость вернулась обратно к ней.

- Она связана, соединена! Никак иначе я не смею ее называть.

Норисса вздрогнула от обжигающего прикосновения его ответа и от страха. А Корматх уже раскаивался, окружая ее теплом и стараясь успокоить:

- Прости меня, маленькая сестра. Я забыл, что ты не знаешь об опасности, которая грозит нам. В своих поисках могущества и власти Фелея позабыла уроки Тайлека, первого брата. Она помнит только о том, что он слишком соединен со многими и обладал властью и могуществом большими, чем кто бы то ни было до него, и она станет пытаться вернуть это время, соединяя себя со многими Компаньонами. Но такое полное соединение многих с одной обязательно разрушит оба наших мира. Даже сам Тремсан не мог выдержать тяжесть соединения со всеми нашими, и он мудро снабдил каждого из нас отдельной связью и распределил нас среди своих детей.

Голос Корматха заставил согреться медальон, висящий на шее Нориссы.

- Ты - одна из детей Тремсана. Не хочешь ли ты войти в соединение со мной?

Норисса беспокойно зашевелилась, не успев понять, вздрогнуло ли в тревоге ее тело, или это был разум. Почему, почему у нее всегда не хватало времени подумать, взвесить?

Это была раздраженная, нетерпеливая мысль, внезапный вопрос, на который она и не ожидала ответа, но Корматх тут же отодвинулся.

Она вспомнила восторг, который не отпускал ее до этого самого момента. Она пришла сюда, надеясь увидеть доброго бога, кого-то всезнающего, который укажет ей все ответы на все вопросы. Вместо этого она обнаружила существо, обладающее, несомненно, большим могуществом, чем у нее, но которое было столь сковано в своих действиях, что не могло воспользоваться своей силой даже для защиты самого себя.

Или то была хитрость, чтобы испытать ее веру?

Если отбросить в сторону панику, то его присутствие было для нее непривычным, но не неприятным. Она прикоснулась к тому месту, в котором он проник в ее разум. Он скорчился от желания, но ничего не сказал. В молчании она отвернулась от Него и удивилась, что он не последовал за ней по уединенным тропам ее размышлений. Он ждал, запутавшись в усталости, которая отягощала их обоих, и Норисса спряталась, пользуясь передышкой, чтобы собрать последние крохи самообладания. Только один раз он с мольбой обратился к ней, но не в словах, а вспышкой вернувшегося на мгновение двойного зрения, показав ей ее в своем видении. Она выглядела как мерцающая звезда, окутанная темной вуалью отказа. Иногда из него исторгались небольшие водовороты покорности судьбе, а его голод, еще больше обостренный отчаянием, неясно вырисовывался в темноте, но Он старался позабыть о нем. Голод понемногу тонул в страхе. Надежды, которые Он возлагал на Нориссу, таяли. Норисса почувствовала, как он, отворачиваясь, готовился снова пасть в пучину черного сна без сновидений, ради только одного сна. Она теперь отчетливо видела, что спать и видеть сны для него означает жить. И, наконец, она убедилась в том, что Он вовсе не бог, так как Он не заметил ее самой большой ошибки.