– Само Провидение послало вас нам на помощь, ясновельможные паны! – воскликнул Криницкий, выбравшись на берег. – Скажите мне ваши имена, чтобы я до конца жизни поминал их в своих молитвах!

– Я ольшанский староста Якуб Храповицкий, – отозвался их предводитель. – Сердечно рад, что вам удалось спастись, панове. А как вас прикажете называть?

– Меня зовут Адам Криницкий, шляхтич герба Вовк, а это мой юный друг Ян Корбут и…

– …и его невеста, – закончила за него тяжело дышащая панна Агнешка.

– Невеста? – удивился польский военачальник. – Неподходящее тут место, чтобы гулять с невестами.

– Покажите нам, где тут ближайший костел, – воскликнул счастливым голосом Янек, – и мы тут же исправимся!

Из кустов на другом берегу за ними пристально наблюдали двое русских ратников. Один из них, в рейтарских доспехах – добрый молодец, косая сажень в плечах – кусая губы, смотрел на поляков, будто стремясь разглядеть их лица. Второй, постарше, в стеганом тегиляе, бегло окинув взглядом готовых к бою гайдуков, с досадой сказал своему товарищу:

– Савушка, какого нечистого мы с тобой тут высматриваем? Не ровен час, латиняне решат-таки на наш берег перейти… что тогда делать будем!

– Ничто, дядюшка, – пробасил в ответ рейтар, – бог не выдаст, свинья не съест! Должен я ее найти, сердцем чую – рядом она.

– Прокляну, – не слишком уверенным тоном посулил ему дядюшка.

– Все одно не отступлюсь, – набычился в ответ племянник.

– Да что ж такое!.. Господь ведь от тебя раз за разом беду отводит, а ты за ней сам бежишь, будто телок за титькой…

– Протасовы от своего никогда не отступались!

– Ладно, поглядим. А сейчас айда к Михальскому, расскажем про ляшский отряд.

На следующий день сенаторы явились на переговоры без королевича. О’Коннор, ходивший к нему, сообщил мне, что у Владислава воспалилась нога, и он плохо себя чувствует, иногда погружаясь в забытье. Поляки, убедившись, что лекарь – иноземец, разрешили ему осмотреть высокородного пациента и оставить для него снадобья. Давали они их королевичу или нет – неизвестно, но мой лейб-медик собирался навестить его сегодня же вечером. На сей раз был мой черед удивлять противника. Едва мы уселись на свои места, как я сделал знак, и шестеро податней в черных, расшитых серебром кафтанах сквозь расступившуюся толпу охраны внесли гроб с телом Ходкевича. Сразу после сражения, едва его опознали, я приказал принять меры к сохранению тела. Пьер сразу заявил, что средств для бальзамирования у него при себе нет, поэтому останки прославленного полководца просто залили медом. Едва сенаторы поняли, что именно им принесли, они тут же поднялись со своих мест и обступили со всех сторон гроб.

– Какой выкуп вы хотите? – хрипло спросил Гонсевский.

– Ян Кароль Ходкевич был храбрым воином и достойным противником, – покачал я в ответ головой, – я хочу лишь, чтобы его тело было предано земле, со всеми причитающимися почестями.

– Весьма достойные намерения, – покивал епископ Новодворский, – я сам отслужу заупокойную мессу по пану гетману.

– Тогда мы можем быть спокойными за его душу.