Майкл старательно перевел. Суфи зорко посмотрел Тане в глаза, сказал короткую, из нескольких слов фразу.

– Аллах не прощает грехи за деньги, – перевел Майкл.

– Скажите ему: эти деньги на госпиталь я дам не за грех Алексея. Греха не было. Я дам деньги на госпиталь для того, чтобы они не проклинали весь русский народ. Не русский народ убивает их детей. Кремль убивает, коммунисты. Пусть проклинают коммунистов – русских, нерусских, неважно. Госпиталь, который я открою, будет госпиталем русской православной миссии. И он будет не только на мои деньги. Я дам первые триста тысяч для основания фонда. Остальные я соберу у русской эмиграции на Западе. Нас, русских некоммунистов на Западе – больше двух миллионов. А славян на Западе – двадцать миллионов! У нас есть свои газеты, фонды, даже банки… Переведите дословно!

Майкл перевел. Суфи спросил его о чем-то.

– Он спрашивает, почему вы хотите получить этого мальчика, если он не сын вашего внука?

– Потому что у ребенка нет ни отца, ни матери, и я не хочу, чтобы он попал в мой госпиталь без ног или без рук. Мой внук спас его из советского интерната, я хочу закончить это спасение – спасти его от советской бомбы.

– Браво! – одобрил такой ответ Майкл и перевел его суфи. Суфи снова пристально посмотрел на Таню, что-то коротко сказал Майклу.

– Он хочет знать, почему он должен вам верить. А если вы получите своего внука и тут же забудете про госпиталь?

– Я – русская княгиня! При моем правительстве, то есть при царе, Россия и Афганистан были добрыми соседями. Но если моего слова ему недостаточно, я могу выписать первый чек. Аванс. Пятьдесят тысяч долларов… – Таня сунула руку в широкий карман своего черного миссионерского платья и вытащила чековую книжку.

– Подождите, – сказал ей Майкл и перевел суфи все, что она сказала.

Суфи коротким жестом пальцев приказал ей спрятать чековую книжку и впервые за все время беседы чуть улыбнулся – больше глазами, чем губами, скрытыми усами и бородой. Довольно долго говорил что-то Майклу.

– Что он говорит? – нетерпеливо спросила Таня.

– Он говорит, что, если вы действительно откроете такой госпиталь, он перестанет проклинать всех русских, а будет проклинать только русских коммунистов. Он говорит, что, если бы все русские были такие, как вы… Короче, пошли! – Майкл радостно поднялся. – Вы получите своего внука!

– А ребенка? – спросила Таня, не вставая.

– И ребенка!.. Пошли! Если вы такая богатая филантропка, может, вы и меня усыновите?

– К сожалению, миссис Гур, мы не можем впустить вашего внука в Соединенные Штаты, – заявил Тане помощник американского консула в Пакистане. – Он преступник, он убил двух человек. Неважно, что они были офицерами КГБ…

Он был очень молод, этот помощник консула – не старше тридцати. На нем был отличный серый итальянский костюм в узкую полосочку, белоснежная рубашка, модный и аккуратно повязанный галстук вишневого цвета с золотой застежкой. На правой руке, на тонких холеных пальцах – обручальное кольцо, на левой – перстень и темные часы, которые показывали не только время, но и частоту пульса. В кабинете была идеальная чистота, бесшумно работал кондиционер, на чистом столе стояли только телефон, письменный прибор с тремя остро отточенными карандашами, американский флажок и бронзовая фигурка статуи Свободы. Даже самому придирчивому взгляду не за что было уцепиться в этом лощеном молодом дипломате. За окном его стерильного кабинета ветер шевелил висящее на здании консульства тяжелое полотнище американского флага. Дальше были видны современные дома нового Исламабада – столицы Пакистана.