– Акрам… – Алексей гладил мальчика по голове. – Мы уже едем по твоей земле. Это уже Афганистан, понимаешь? Я обещал твоей маме привезти тебя к ней. И я уже почти сделал это. Запомни: если с нами что-нибудь случится, и ты останешься один – твоя мама Улима живет в кишлаке Тапбил…
– Я помню, баба́. Я помню… – прошептал мальчик, засыпая.
Алексей осторожно положил его в открытый чемодан с одеждой. Джуди грязной рукой вытирала мокрое от слез лицо…
Но ночью… По ночам, на стоянках они должны были сидеть в своей темной щели меж ящиков, затаившись, как мыши, и заблаговременно закутавшись во все теплое, что нашли в чемоданах Сергея, – в горах по ночам становилось холодно. В полной тишине и темноте, под россыпью по южному крупных звезд, малейший шорох был слышен издалека. В этой настороженной враждебной ночи лишь изредка потрескивали от холода раскаленные за день скалы, и тотчас за этим далеким треском начинали встревоженно перекликаться часовые оцепления. Чтобы согреться, часовые постоянно выхаживали вдоль колонны грузовиков, и, когда их шаги приближались к машине Павла, Алексей и Джуди старались вообще не дышать. Только из кабины доносилось до них беззаботное похрапывание спящего на сиденье Павла…
Но на третью ночь, уже далеко за полночь, Алексей и Джуди, задремавшие в обнимку, в неудобных позах, разом проснулись от громкого вскрика мальчика.
– Мама! Мама! – звал во сне Муслим.
Алексей тут же зажал ему ладонью рот, повернул на бок, и мальчик продолжал беспробудно и тихо спать, но уже слышались торопливые приближающиеся шаги часового.
Алексей и Джуди замерли, Алексей осторожно вытащил из рюкзака два пистолета, один положил в руку Джуди. Они затаили дыхание.
Молодой лейтенант, начальник караула, почти подбежал к их «Уралу», рванул дверцу кабины, в которой спал Павел.
– В чем дело? – нервно спросил он у Павла, поднявшего с сиденья заспанное лицо.
– А в чем дело? – испуганно хлопая глазами, спросил Павел, хватаясь за автомат.
– Кто тут «мама» кричал?
– Ну, я, наверно. Во сне…
– Детским голосом?
– Да уж какой есть… Кха-гм! – Павел прокашлялся, словно прочищая горло. – А ты каким голосом во сне «мама» кричишь?
– Хер его знает! Не знаю… – успокаивался лейтенант. – Я думал, тебя режут тут…
– Режут! – передразнил его Павел, нарочито громко скрипя сиденьем, повышая голос и говоря без остановки: – Меня прирезать, бля, суметь надо! Нашел из-за чего человека будить! Мама ему моя не нравится! Ты иди, охраняй, бля! И не буди меня больше! Мне завтра машину вести, а ты спать будешь в своем драндулете! Иди, иди, дай уснуть, бля!..
– Ладно, спи. Только не матерись на офицеров. На «губу» захотел?
– А я и не матерюсь. «Бля» это так, для красоты… Кха-кхм!.. – Павел положил автомат на пол кабины.
– Спи уж… Для красоты! – ворчливо передразнил Павла лейтенант, захлопнул дверцу кабины и пошел прочь, шурша ботинками на острых камнях дороги.
Алексей и Джуди одновременно откинулись затылками к стене ящиков со снарядами и, закрыв глаза, тихо выдохнули воздух. Из кабины до них доносился ворчливый голос укладывающегося спать Павла: