– Спит беспокойно, остальное в норме, – четко отрапортовал Василий Савельевич.

– Я бы смело посоветовал вот что – как можно быстрее вернуть Аполлинарию Васильевну к привычному образу жизни. Знакомые объекты действительности помогут девочке вспомнить прошлое. Всякая мелочь может сыграть роль той ниточки, уцепившись за которую ваша дочь выберется из лабиринта забвения…

– Значит, мне можно вернуться в гимназию? – вклинилась Геля.

– В гимназию? Ты хочешь вернуться в гимназию? – недоверчиво спросил доктор Рындин, и мужчины обменялись удивленными взглядами.

– Очень хочу!

– В первый раз вижу гимназистку, которая добровольно отказывается от дополнительных вакаций, – весело заметил Эвальд Христианович. – Хотя это подтверждает мои давние наблюдения – девочки по сравнению с мальчиками выказывают бо́льшую приверженность чувству долга и ответственности.

Геля солидно кивнула. Вакации – это, наверное, каникулы. А от чего же еще не может отказаться нормальный школьник?

– Но, Эвальд Христианович, я боюсь, что умственное напряжение и переутомление сейчас не пойдут на пользу Поле. Тем более, что в гимназии скоро экзамены. А экзамены – это всегда волнения и нервная встряска.

– И прекрасно! Соединение рутинного, привычного занятия – такого, как учеба, с некоторой встряской – экзаменами будет весьма полезно в данном случае.

Доктор Рындин поправил пенсне:

– Все же я сомневаюсь…

– Папочка, я не хочу оставаться на второй год! – заныла Геля.

– Вот от чего я рекомендовал бы оберегать барышню – так это от огорчений, – наставительно поднял палец Эвальд Христианович. – Весь мой опыт и чутье подсказывают – не следует держать резвое юное создание взаперти, препятствуя возвращению к обычной жизни. Тем вы только замедлите выздоровление…

На столе зазвонил телефон.

– Прошу извинить. – Эвальд Христианович ответил: «Гильденштерн», послушал минутку и передал трубку доктору Рындину: – Коллега, это вас.

Василий Савельевич мрачно выслушал телефонную трубку, сказал «да» и обратился к Эвальду Христиановичу:

– Простите, но, к сожалению, я должен немедленно вернуться на службу. Дело спешное.

– Ах, как жаль, – расстроился немец, – я не успел побеседовать с барышней лично. А это, поверьте, необходимо…

– Вы правы, – нахмурился Рындин.

Жалко было смотреть, как он разрывается между служебным долгом и родительским, и Геля сказала:

– Папа, но ты можешь поехать один. А я тут побуду, сколько надо, и вернусь – ведь совсем недалеко, правда?

– Прекрасная мысль, прек-расная, – обрадовался Рындин. – Эвальд Христианович, вас не затруднит посадить Полю на извозчика и отправить домой?

– Не беспокойтесь. Посажу, отправлю, протелефонирую милой Аглае Тихоновне, – заверил его Гильденштерн.

Василий Савельевич виновато посопел, подошел к Геле, чмокнул в макушку и высыпал ей в карман, уже под завязку набитый леденцами, горсть монет. Сказал:

– Это тебе на извозчика.

Пожал руку Гильденштерну:

– Благодарю, Эвальд Христианович.

И, как всегда, бегом покинул кабинет.

– Что ж, милая барышня, давайте поговорим о том, что вас действительно тревожит, – с лучезарной улыбкой предложил Гильденштерн.