Кэти странно посмотрела на меня. она еще не слыхала, чтоб я об этом говорил. я постоянно вел себя так, будто деньги сами вырастут. потеря этих 500 долларов меня потрясла. Кэти налила мне еще большой. я сразу его выпил. ужас, ужас, боже, боже, фабрики. растраченные впустую дни, дни без смысла, дни начальства и идиотов, медленной и грубой тупорыловки.

мы пили до двух ночи, совсем как в баре, потом легли, полюбили, поспали, я поставил будильник на четыре, встал и к 4:30 уже доехал до трущоб в центре. я стоял на углу примерно с 25 бичами в обносках. они сворачивали цигарки и прикладывались к вину.

что ж, все из-за денег, подумал я. я еще вернусь… настанет день, и я отдохну в Париже или Риме. насрать на этих ребят. мне здесь не место.

потом мне что-то сказало: а ведь они ВСЕ так думают. мне здесь не место. КАЖДЫЙ так же думает о СЕБЕ. и они правы. ну и?

примерно в 5:10 подкатил грузовик, и мы в него забрались.

господи, дрых бы сейчас, завалившись за прекрасную Кэтину задницу. но деньги, деньги.

мужики рассказывали, как только что спрыгнули с товарняка. бедняги, от них смердело. но несчастными не казались. несчастным здесь казался один я.

вот примерно сейчас я бы встал, поссал бы. выпил бы пива на кухне, посмотрел, не рассвело ли, заметил бы, как светлеет на улице, выглянул бы проверить тюльпаны. вернулся бы к Кэти.

парень рядом сказал:

— эй, приятель!

— ну? — ответил я.

— я француз, — сказал он.

я промолчал.

— тебе отсосать не надо?

— нет, — ответил я.

— я видел, как один мужик сегодня утром у другого отсасывал прямо в переулке. у этого елда такая ДЛИННАЯ, ТОНКАЯ и белая, а другой все сосет, и молофья уже изо рта капает. я смотрел, смотрел, да как самого потянет, боже! дай мне у тебя пососать, приятель?

— нет, — ответил я ему, — что-то мне сейчас не хочется.

— ну если мне нельзя, может, ты мне отсосешь?

— пошел отсюда к черту! — сказал я ему.

француз передвинулся в глубину кузова. не успели мы и мили проехать, как голова у него уже подскакивала. он делал это прямо у всех на глазах какому-то старикану, похожему на индейца.

— ДАВАЙ, МАЛЫШ, ЦЕЛИКОМ ЗАГЛАТЫВАЙ!!! — заорал кто-то.

некоторые бродяги заржали, но большинство молчало, пило вино, крутило самокрутки. старый индеец вел себя так, будто вообще ничего не происходит. когда мы доехали до Вермонта, француз заглотил все без остатка и мы вылезли из машины — француз, индеец, я и другие бичи. каждому выдали по квиточку, и мы зашли в кафе. по квиточку нам давали пончик и кофе. официантка задирала нос. от нас воняло. грязные хуесосы.

потом кто-то наконец завопил:

— все выходим!

я выгребся вслед за ними, и мы зашли в такую большую комнату и расселись по стульчикам, как в школе или, скорее, как в колледже, скажем, на уроках Музыкального Воспитания. вместо правого подлокотника — здоровенная плашка, чтоб разложить тетрадку и писать. в общем, просидели мы так еще 45 минут. потом какой-то сопляк с банкой пива в руке сказал:

— ладно, разбирайте МЕШКИ!

и все бичи повскакивали МОМЕНТАЛЬНО с мест и РВАНУЛИ в какую-то подсобку, какого дьявола? подумал я. не торопясь подошел и заглянул туда. все бичи толкались и дрались за лучший мешок для разноски газет. смертельная бессмысленная схватка. когда из подсобки вышел последний, я зашел и поднял с пола первый попавшийся мешок. очень грязный, с кучей прорех и дыр. когда я вышел в другую комнату, все бичи уже нацепили мешки на спины, надели на себя. я нашел место и сел, а мешок держал на коленях. где-то по ходу дела, мне кажется, записали наши имена; по-моему, пришлось назваться еще до кофе с пончиком. поэтому теперь мы сидели, а нас вызывали группами по 5, 6 или 7. заняло это, наверно, еще час. в общем, когда я и еще кто-то залезли в кузов грузовичка поменьше, солнце поднялось уже довольно высоко. каждому выдали по схемке улиц, куда мы должны были доставить газеты. я открыл свою. улицы я узнал сразу: ГОСПОДИ ТЫ ВСЕМОГУЩИЙ, ИЗ ВСЕГО ЛОС-АНДЖЕЛЕСА МНЕ ДОСТАЛСЯ МОЙ СОБСТВЕННЫЙ РАЙОН!