— Ну, я не утаю.
— И я не утаю.
Они раз-другой передали друг другу косяк, чувствуя себя такими смелыми, такими все-еще-молодыми.
— Что ты утаиваешь вот сейчас? — спросила Джулия, уже почти забывшись.
— Вот сейчас ничего.
— Но что-то утаил?
— Вот такой я.
Она рассмеялась. Ей нравилась сообразительность, а ход его мыслей странным образом успокаивал.
— И что последнее ты от меня утаил?
Джейкоб задумался. Под действием травки думать было труднее, но делиться мыслями легче.
— Ладно, — сказал он, — просто мелочь.
— Хочу все мелочи.
— Лады. Мы были в квартире на днях. В среду вроде? Я готовил для тебя завтрак. Помнишь? Омлет по-итальянски с козьим сыром.
— Ага, — сказала Джулия, пристраивая руку у него на бедре, — вкусно было.
— Я не стал тебя будить и потихоньку приготовил.
Джулия выдохнула струю дыма, который не менял формы дольше, чем это казалось возможным, и сказала:
— Я бы сейчас такого навернула.
— Я его зажарил, потому что мне хотелось о тебе позаботиться.
— Я это почувствовала. — Джулия сдвинула руку выше по его бедру, отчего член Джейкоба зашевелился.
— И я его по правде красиво выложил на тарелку. Даже чуток салата сбоку.
— Как в ресторане, — сказала она, забирая его член в ладонь.
— И после первой вилки ты…
— Да?
— Знаешь, вот потому-то люди и не рассказывают.
— Мы не какие-то "люди".
— Ладно. Ну вот, после первой вилки, вместо того чтобы поблагодарить или сказать, что вкусно, ты спросила, солил ли я его.
— И? — спросила она, двигая кулак вверх-вниз.
— И это был сраный облом.
— Что я спросила, солил ли ты?
— Ну, может, не облом. Но досада. Или разочарование. Но что бы я ни почувствовал, я это утаил.
— Но я просто задала рутинный вопрос.
— О, как хорошо.
— Хорошо, милый.
— Но сейчас-то ты, в контексте тех стараний, которые я для тебя приложил, понимаешь, что такой вопрос скорее содержал упрек, чем благодарность?
— А ты так уж старался приготовить мне завтрак?
— Это был особый завтрак.
— А так хорошо?
— Так — забавно.
— Значит, теперь если мне покажется, что еда недосолена, мне надо будет оставить это при себе?
— Или я должен оставить при себе свою обиду.
— Твое разочарование.
— Я уже могу кончить.
— Кончай.
— Но я не хочу уже кончать.
Она замедлила движение, остановилась, сжав пальцы.
— Что ты сейчас утаиваешь? — спросил Джейкоб. — И не говори, что ты слегка обижена, раздосадована и разочарована моей обидой, досадой и разочарованием, потому что этого ты не таишь.
Она рассмеялась.
— Так что?
— Я ничего не таю, — сказала Джулия.
— Копни.
Она со смехом покачала головой.
— Что?
— В машине ты пел "All Apologies" и пел каждый раз "Возопил мой стыд".
— И что?
— То, что там же не так.
— Разумеется, там так.
— "Воск топил мосты".
— Что?!
— Угу.
— Воск топил… Мосты?
— Ладонь на еврейской Библии.
— Ты мне говоришь, что моя абсолютно осмысленная фраза — осмысленная и сама по себе, и в контексте песни — на самом деле подсознательное выражение моего подавленного чего-то там и что Курт Кобейн нарочно написал слова "Воск топил мосты"?
— Именно так.
— Ну, в это я отказываюсь верить. Но в то же время я дико смущен.
— Не смущайся.