— Не помню, — сказал он еле слышно. — Ничего не помню… Что это было?

— Матрос Смит! — окликнул его капитан. — Вы в порядке?

— Да, сэр, — пробормотал в ответ Смит. — То есть… Так точно, сэр!

— Вы можете встать?

Он кивнул. Его подхватили под руки, помогли подняться. Смит встал и огляделся.

Танк, целый и невредимый, стоял у края дороги, сердито дымя выхлопами, на башне верхом сидел лейтенант Палман и широко зевал в раскаленное голубовато-молочное небо, обычное иракское небо. Буря развеялась, так и не начавшись. Рядом застыли бронетранспортеры и грузовик, целые и невредимые. Солдаты кучковались в тени машин небольшими группками, слышался смех, чей-то плеер наигрывал «Hero» Иглесиаса, тянуло табачным дымом; возле «Хаммера» возился коротышка Фил Шарки, отдирал с лобового стекла налипших насекомых и что-то бурчал под нос; за спиной у него стоял переводчик Ахмед и наблюдал, как Шарки орудует своей щеткой; размахивая зажатой в толстых пальцах сигарой, прохаживался профессор Макфлай, свободной рукой он сгреб в охапку маленького Гроха и что-то по обыкновению втолковывал ему. Кенгуру раскуривал свою трубку, а китаец, подогнув под себя ноги, сидел на куске брезента с закрытыми глазами — медитировал. Обычная картина — но было в ней нечто странное и нелогичное, и жуткое… а что именно, Смит никак не мог ухватить. Может, все дело в том брезенте на обочине, из-под которого торчат две пары ног в легкомысленных гражданских кедах?

— Я в порядке, сэр! — гаркнул он в лицо капитану Маккойну. — Просто… Мне показалось, что на нас напали саддамовцы… Наверно, я ударился головой. Этот проклятый камень…

— Все в порядке, — Маккойн ободряюще похлопал его по плечу. — Действительно, были два террориста с автоматами, наверное, смертники. Вон они лежат. Отдыхай. Через пятнадцать минут отправляемся.

Он окликнул Руни и направился вместе с ним к радистам. Кто-то похлопал Смита по плечу и сказал непонятно: «Ну, судьба твоя…» — а потом все разошлись. Один только Прикквистер остался рядом, щурился на Смита и загадочно молчал. Гудела голова, и на душе было тоскливо, вдобавок ко всему Смит не знал, что ему сейчас делать, куда девать руки-ноги и всего остального себя. Будто его подняли со страшного перепоя, а он толком и не помнит, что вытворял накануне пьяный.

— Ну, что уставился? — буркнул он.

— У тебя башка разбита, — сказал Прикквистер.

— Знаю, — огрызнулся Смит, с опаской потрогал затылок, зачем-то оглянулся. — А ты помнишь, как в нас стреляли, и все горело?

— Ты что, матрос? — Прикквистер покрутил пальцем у виска. — Неужели совсем с катушек съехал? Эти двое выскочили откуда-то, но их сразу срезали. Одного капитан, а второго — Санчес. Они даже ни разу выстрелить не успели! У тебя, наверное, в штанах горело…

— Да нет… Это я пошутил…

Шон Смит хотел было по привычке убраться в свой водительский отсек, сожрать в тишине и спокойствии пару-другую печенья, но тут только до него дошло, что ни водительского отсека, ни его бронетранспортера рядом нет. Как это так? Непорядок. Смит повертел головой и увидел свою машину почему-то в самом конце колонны. Он молча потопал туда. Прикквистер увязался за ним.