– Мы, по-моему, с вами знакомы? – начал разговор Байбак, обращаясь к старлею.
– Вернее, виделись, – поправил Сидорчук.
– Не напомните где?
– Четыре года назад. В Калининграде. На сборах.
– Самбо! – припомнил Байбак. – Ты вышел в финал? По армии?
– К сожалению, проиграл.
Байбак с уважением оглядел старлея.
– Будем играть в кошки-мышки? Или как?
– Смотря о чем пойдет разговор…
– Значит, в кошки-мышки. А не хотелось бы.
– Можно и по-другому. Прямо в лоб.
– Валяй!
– У тебя Коршун?
– У меня. Но так сразу докладывать начальству не советую.
– Совета я у тебя спрашивать не буду. Я на службе государевой. У тебя одно начальство, у меня другое.
– Главная вина ложится на тебя, Виктор… Вспомнил я твое имя, старший лейтенант. Отчества не знаю.
– Так сойдет. Коли у тебя, решай, что будем делать.
– По приказу примчался?
– Без приказа мы никуда!
– И кто приказал?
– Начальство.
– А поконкретнее?
– Можно. Мой непосредственный начальник майор Величко.
– Я говорю, большая вина на тебе лежит, Виктор. Основная.
– Знаю. Это уже моя забота. Я получил приказ доставить Коршуна в управление. И должен его выполнить.
– Не говорил тебе Дмитрий, что друзья мы с Коршуном?
– Это не моя проблема, Владимир.
– Коршуна я тебе не отдам, – помолчав, сказал Байбак.
– Так прикажешь и доложить?
– Майору можешь, шефу рановато…
– Что ты хочешь предложить, Володя?
– Пока не решил. Время покажет. Денька два-три надо переждать. Появится Супрун, тогда и будем действовать.
– А мне что делать? Начальство ждет.
– Живи здесь, в Татарке. И позванивай своему майору. Ищу, мол. Но пока бесполезно.
– Согласен, – подумав, ответил Сидорчук. – Но у тебя могут возникнуть неприятности.
– Они возникнут не раньше чем через два-три дня. Срок немалый. Чего-нибудь придумаем.
– Гостиница здесь есть?
– Место найдем. И неплохое.
– Я лицо официальное, Володя. Нахожусь в служебной командировке. Связей с лицами, подобными тебе, не имею.
– И много ты обо мне знаешь?
– Достаточно. В операх все-таки бегаю.
– Опер оперу рознь…
– Я как раз тот опер, который тебе не нравится.
– Значит, будешь жить в гостинице, – решил Байбак и поднялся. – До встречи.
– Будь здоров.
Очень не хотелось Байбаку ехать к Кресту, успел узнать он за месяцы общения с ним, что не любит самый крупный авторитет России просьб подобного рода, потому что закон у него один: виноват – должен ответить. Но, поразмыслив, переждав денек, Байбак сел-таки в машину и покатил в Кисловодск, где Крест уже несколько месяцев жил в бывшем цековском особняке. Забот у главного российского пахана было много. Ежедневно наряду с почтой, к которой он питал слабость, особенно к газетным статьям на уголовную тему, на его стол ложилось большое количество документов, сообщений о разборках, гибели друзей, счета, переведенные чиновникам в разные города. Разумеется, Крест лишь проглядывал документы, всем этим хозяйством занимались люди пограмотнее, но тем не менее визировал их он, и его закорючка была покрепче любой печати.
Выслушав Владимира, Крест сказал:
– Твой друг будет жить. Делаю я это вопреки своему правилу, в память сына Ашота Захаряна. Что касается двух других приятелей, пусть думают сами.