Что еще? Не местная, судя по жестким гласным и короткой шипящей. Откуда-то с запада.

Ладно, должна же она еще хоть что-то сказать! А сделать?

И чтобы не лежать просто так, как чурбан неотесанный, я протянул свободную руку и осторожно погладил ее бедро. Ну, бедро как бедро — не крутое и не широкое, как у Леськи, зато…

Усилием воли я попытался резко затормозить ход своих мыслей. А вдруг она — порождение Зоны. Надо бы лучше пока вернуться в русло слов, а не телодвижений.

Получилось, но не слишком удачно. И к тому же ненадолго.

— Я искала, — после короткого молчания ответила она. — Искала тебя.

Все-таки идиотская у меня работа, ребята. Чуть что — сразу включается ассоциативный ряд, цитатки всякие, аналоги музыкальных тем. Вот и теперь в башке скрипнул невидимый маховик, и старая заезженная пластинка против моей воли поплыла и затянула, фальшиво и надтреснуто. Точно девяностолетняя старуха Земфира в кошмарном сне подростка из киевской спецшколы: «Я искала тебя, искала тебя, искала тебя…»

Я едва не застонал от досады.

«Ну что ты за тип!» — мысленно ругнул я себя, осваивая левой рукой все новые и новые территории женского тела, доверчиво прижавшегося ко мне. Изучая особенности рельефа. Отмечая про себя его достоинства и не видя во тьме недостатков. Поскольку изъяны в рельефе женского тела чаще всего, ребята, оказываются еще большими достоинствами, уж коли речь идет о природе эротических переживаний.

В конце концов, есть в нашей жизни пропасти, куда проваливаться — одно удовольствие.

Ага. Ну, коль скоро она заговорила, можно, наверное, получить и другие ответы. И если…

— Ты плачешь, — прошептала она.

Тут я аж вздрогнул. И от удивления, кажется, разинул рот.

— Я слышу тебя там. Внутри, — пояснила она. — Мне кажется, ты там плачешь. Тебя кто-то обидел… — медленно произнесла она. И уронила мне на грудь мягкие как лен, шелковистые волосы.

— Зачем ты искала меня? Мы… знакомы?

Она молчала, только плотнее прижалась к моему плечу. Словно начиная замерзать.

— Что ты тут делаешь?

Лишь в последнюю секунду я понял всю глупость и неуместность своего вопроса. Девушка хихикнула и внезапно с упрямой и нежной властностью положила руку на мои губы.

— Тссс… молчи. Так надо.

Потом она провела ладонью по моей шеке, шутливо дернула за мочку уха и печально, с какой-то покорной обреченностью вздохнула.

— Мне нужно то, что есть у тебя. Тебя.

— Чего? — тупо переспросил я, желая сейчас только одного — чтобы она никуда не исчезла, не испарилась и не растаяла внезапно прямо здесь, в моих объятиях.

Девушка перевернулась на спину. Вытянулась рядом, так что я уже немножко видел очертания ее губ. Чуть припухлые и, наверное, по-детски розовые. Во всяком случае, я бы ничего не имел против.

Где-то зашумел, прогудел ночной ветер. Теперь я уже различал ее мягкий профиль и видел, как на виске порою оживала и начинала трепетать от моего дыхания легкая, кажется, светлая прядка. Я протянул руку погладить ее волосы и вдруг отдернул, убоялся этого движения. Слишком велика была опасность сломать, разрушить установившуюся между нами хрупкую границу доверия и тепла.