По конец, когда мы охрипли, а в мыслях крутились одни только соверены и улыбки дам, Уолтер захлопнул крышку пианино и предложил отдохнуть. Мы приготовили чай и завели разговор на другие темы. Глядя на Китти, я вспомнила, что у меня имеются иные, более веские причины для веселого, мечтательного настроения, и мне захотелось, чтобы Уолтер поскорее ушел. От этого, а также от усталости я сделалась неразговорчивой, и он, наверное, подумал, что переутомил меня. Вскоре он распрощался, и, когда за ним закрылась дверь, я подошла к Китти и обняла ее. Она не захотела целоваться в общей гостиной, но в сгущавшихся сумерках повела меня обратно в нашу спальню. Тут я вновь ощутила неловкость из-за костюма, к которому вроде бы привыкла, пока дефилировала в нем перед Уолтером. Когда Китти разделась, я привлекла ее к себе; чудился особый соблазн в том, чтобы сжимать своими облаченными в брюки ногами ее голое бедро. Она легко пробежалась рукой по моим пуговицам, и меня затрясло от желания. Потом она стянула с меня костюм, и мы, нагие, как тени, скользнули под покрывало; и тут она вновь меня коснулась.
Мы лежали, пока не хлопнула входная дверь и снизу не послышался кашель миссис Денди и смех Тутси на лестнице. Китти сказала, что нужно встать и одеться, а то как бы другие не удивились; и во второй раз за этот день я, лежа в кровати, лениво наблюдала, как она умывалась и натягивала на себя чулки и юбку.
Я поднесла руку к груди. Там ощущалось медленное движение, словно бы стекание, таяние — как если бы моя грудь была раскаленным, оплывающим воском, в середине которого горел фитиль. Я вздохнула. Китти уловила этот вздох, заметила, как исказились мои черты, и подошла. Отведя мою руку, она очень нежно прижалась губами к тому месту, под которым билось сердце.
Мне было восемнадцать, и я ничего не понимала. Я думала в тот миг, что умру от любви к ней.
Два дня мы не видели Уолтера и не разговаривали о его плане вывести меня на сцену вместе с Китти, но вот вечером он явился к миссис Денди с пакетом, помеченным надписью «Нэн Астли». Это был последний вечер года; Уолтер пришел к ужину и остался с нами послушать вместе полуночный звон колоколов. Когда колокола брикстонской церкви пробили двенадцать раз, Уолтер поднял стакан.
— За Китти и Нэн! — громко возгласил он. Скользнув глазами по мне, он задержал их на Китти. — За их новое партнерство, которое принесет всем нам славу и деньги — в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году и дальше!
Сидя за столом в гостиной вместе с Мамой Денди и Профессором, мы с Китти присоединились к тосту, но обменялись при этом тайным мимолетным взглядом, и я подумала (с дрожью удовольствия и торжества, которую не сумела полностью скрыть): бедняга, откуда ему знать, что за событие мы празднуем на самом деле!
И только тут Уолтер вручил мне пакет и с улыбкой стал наблюдать, как я его открываю. Но я уже догадывалась, что там найду: костюм, сценический костюм из саржи и бархата, сшитый на мою фигуру по образцу одного из костюмов Китти, но не коричневый, как у нее, а голубой — под цвет моих глаз. Я приложила к себе костюм, и Уолтер кивнул.