— И-и-и-и! И-и-и-и-и! И-и-и-и-и-и-и! — вопил он, дергаясь и шатаясь.

— Убийство! Он убил Эми Стентон…

Впереди посередине перекрестка остановился старый маленький «родстер», и из него вылез Джефф Пламмер.

Он нырнул в машину и достал винчестер. Со стороны казалось, что он спокоен и никуда не торопится. Он привалился к крылу машины, одной ногой уперся в колесо и вскинул винтовку.

— Стоять! — крикнул он.

Больше он не кричал и сразу выстрелил, потому что бродяга направился к тротуару. Зря он это сделал — любой знал, что последует за «Стоять!».

Бродяга споткнулся и, повалившись, схватился за колено. Однако он все же встал. Он дергался и размахивал руками, и создавалось впечатление, будто он что-то ищет в карманах. А в такой ситуации этого делать не следует. Нельзя допускать, чтобы у кого-то даже создавалось впечатление.

Джефф выстрелил три раза, перед каждым выстрелом смещая прицел. Первый выстрел только ранил бродягу, а три следующих прикончили его. Когда он упал в грязь, от его головы почти ничего не осталось.

Я обрушился на него и начал бить, а все оттаскивали меня. Я, запинаясь, лепетал о том, как я был наверху и услышал какой-то шум, но не придал ему значения. А потом…

В четком рассказе никакой надобности не было. Все они и так поняли, как все произошло.

Через толпу протолкался врач, доктор Цвайльман. Он сделал мне укол, и меня отвели домой.

На следующее утро я проснулся чуть позже девяти.

От морфина слюна во рту стала клейкой, в горле пересохло — не знаю, почему он не использовал гиосцин, как все эти чертовы идиоты, — и я мог думать только о воде.

В ванной я выпил несколько стаканов подряд, и меня начало трясти. (Уверяю вас, ничего хуже морфина нет.) Вскоре меня отпустило, я выпил еще пару стаканов, и они решили остаться в желудке, а не рваться наружу. Я умылся сначала горячей водой, потом холодной и причесался.

После этого я вернулся в спальню и, сев на кровать, попытался вспомнить, кто меня раздел. И тут меня будто обухом ударили по голове. Нет, это не имело отношения к ней. Я даже не думал о том. Другое.

Почему я один? Так не должно быть. В такое время друзья должны находиться рядом. Я потерял возлюбленную, на которой собирался жениться, я прошел через страшное испытание. А они оставили меня одного. Никто не остался, чтобы утешить меня, поухаживать за мной или просто покачать головой и сказать, что такова воля Божья и что она будет счастлива на небесах. Ведь я — любой нуждается в такой заботе. Он нуждается в помощи и сочувствии. Я всегда был рядом, когда у кого-нибудь из моих друзей случалось горе. Черт, я — любой будет не в себе после такого потрясения. И может что-нибудь с собой сотворить. Поэтому рядом должны быть люди. И…

А людей рядом не было. Я встал и заглянул в другие спальни, чтобы убедиться в этом.

Я не собирался ничего делать с собой. Они со мной ничего не сделали, и я не буду ничего делать для них.

Я спустился вниз и… и оказалось, что на кухне все убрано. Там не было никого, кроме меня. Я начал варить кофе, и мне послышался какой-то шум на террасе, как будто кто-то кашляет. Я так обрадовался, что у меня слезы навернулись на глаза. Я выключил горелку, подошел к входной двери и открыл ее.