— Том! Том Чейз?

— Ну да.

Я охнул.

— Будь я… не тем помянут, — сказал я. — Как подумаю, какие муки я терпел из-за этого негодяя, и понапрасну, просто не знаю, что сказать.

— Тебе не нравится Том?

— Очень нравится. С самого начала. Но я жутко ревновал к нему.

— Не может быть! Глупыш.

— Бесспорно. Он все время крутился возле тебя и называл «Филлис», и вообще вел себя так, будто вы с ним были героиней и героем музыкальной комедии. Так что мне было думать? Один раз я слышал, как вы распевали дуэты после обеда. И пришел к самому ужасному выводу.

— Когда это было? Что ты там делал?

— Вскоре после того, как Укридж подействовал на нервы твоему отцу и положил конец нашему знакомству в самом начале. Я каждый вечер приходил к изгороди напротив окна вашей гостиной и томился там час-другой.

— Бедный мальчик!

— Надеясь услышать твое пение. А когда ты пела, он тут же присоединялся, и я разражался проклятиями. Вероятно, вы обнаружите, что на дереве, к которому я прислонялся, вся кора обуглена.

— Бедный старичок! Но ведь теперь это все позади, правда?

— А когда я хотел щегольнуть перед тобой на корте, ты ушла, чуть только я вошел в форму.

— Прошу прощения, но я же не могла угадать? Я думала, это твоя обычная манера игры.

— Знаю. Я так и знал. У меня волосы чуть не побелели. Я просто не мог себе представить, чтобы девушка обратила внимание на такого мазилу.

— Людей любят не за то, что они отличаются в теннисе.

— Но на ЧТО обращает внимание девушка, чтобы полюбить? — без обиняков спросил я и умолк на пороге великого открытия.

— Ну-у, не знаю, — ответила она более чем неудовлетворительно.

И я не сумел вытянуть из нее ничего конкретнее.

— Но о папе, — сказала она. — Что же нам все-таки делать?

— Он меня не приемлет.

— Он в полном бешенстве.

— Дуй же, дуй, зимний ветер! Все равно добрее ты…

— Он никогда тебя не простит.

— …неблагодарности людской. Шекспир, как всегда, прав. Я спас ему жизнь. Рискуя собственной. Нет, я даже вправе предъявить ему иск! Кто когда слышал, чтобы человек, чья жизнь была спасена, не пришел бы в восторг, когда спаситель делает предложение его дочери? Твой отец под корень рубит источник скромных гонораров автора романтических рассказов. Этого нельзя допустить.

— Джерри!

Я вздрогнул.

— Еще! — сказал я.

— Что такое?

— Еще раз скажи это. Ну пожалуйста. Сейчас же.

— Ну хорошо. Джерри!

— Ты в первый раз назвала меня по имени! Конечно, ты и понятия не имеешь, как прекрасно оно звучит, когда его произносишь ты. В нем есть что-то поэтически прямо-таки священное.

— Джерри, прошу тебя!

— Еще, еще!

— Но будь же разумен. Неужели ты не понимаешь, насколько это серьезно? Мы должны думать о том, как уломать папу.

— Хорошо, — сказал я. — Займемся этой проблемой. Извини, что мне не хватает серьезности. Но я так счастлив, что ничего не могу с собой поделать. Ты дала мне согласие, и больше я ни о чем думать не в состоянии.

— Все-таки попробуй.

— Я возьму себя в руки… А теперь повтори еще раз.

— Мы не можем пожениться без его согласия.

— А почему? — сказал я, не испытывая особого почтения к капризам профессора. — Убегать в Шотландию для заключения брака по тамошнему древнему обычаю теперь не принято. Но есть же бюро гражданской регистрации.