— Но в шестьсот шестьдесят пятом кто-то хрипит и стонет! — вскрикнула Катя. — Я слышала!

— Может, не в шестьсот шестьдесят пятом, — предположил Паша, — а в другом?

— У меня стена спальни смежная только с шестьсот шестьдесят пятым! — Катя пришла в неописуемое волнение. — Я спала и вдруг резко проснулась. Сначала не въехала, что именно меня разбудило, но, прислушавшись, поняла — стон! Было такое ощущение, что стонут прямо над моим ухом. Я вскочила, включила ночник. В комнате никого — а стон и хрип, не смолкают. Я глядь на часы — 00-07. Мне стало жутко, но я попыталась взять себя в руки. Огляделась, прислушалась. На стене, рядом с кроватью розетка, я посчитала, что стоны слышны через нее… — Катя сипло вздохнула и прикрыла глаза рукой. — Но если эта Оля не в номере, то кто ж тогда стонал?

— Призраки! — охнула я.

— Кто? — не понял Паша.

— Ребята, я же вам рассказывала, — недовольно буркнула Катя. — Только что… Про Артура Беджаняна, про его смерть, про проклятье…

— А! — Женя прыснул в ладонь. — Вы про эти глупости…

— Ничего не глупости, — обиделась она.

— Тогда почему ты согласилась поселиться в этом проклятом люксе? — резонно спросил Женя. — Раз веришь в призраков?

— Тогда не верила, — насупилась Катерина. — А теперь и не знаю… Что-то в этом номере точно не чисто, не зря же я там спать не могу. И стоны эти… Они такие жуткие… Да и картина упала, точно как Эля говорила.

— Картина? — переспросила Таня. — Первый раз слышу.

— Я не хотела говорить, это же глупости, — она все больше бледнела. — Сначала я вообще не предала значения, ну упала и упала, а теперь… Там в номере картина висит на стене, пейзаж, наш санаторий на фоне гор, мне горничная сказала, что это работа Артура Беджаняна… И эта акварель… Она очень крепко висит, но сегодня… Я перед сном пошла умываться, вдруг слышу грохот. Прибегаю в комнату, а она лежит на кровати, причем, лицом вверх! Должна вниз, а лежит вверх! Представляете?

— Глупости! — припечатал Женя. — Бабские страшилки! Упала случайно — мало ли предметов падает…

— А стоны и вздохи?

— Примерещилось спросонья.

— Ну уж нет! — разозлилась Катя. — Я слуховыми галлюцинациями не страдаю.

— А это мы сейчас проверим, — азартно проговорил Женя, выкидывая стаканчик из-под лапши на улицу. — Пошли…

— Куда? — не поняла Катя.

— К тебе в номер! Будем вместе стоны слушать.

Катя раздумывала только секунду, спустя которую она уже мчалась в сторону коридора. Мужики и Сонька с Таней резво потрусили за ней.

Мы с коллегами (Зорин энд Блохин) взмыли на крыльцо, быстренько предъявив документы двум грымзам, ворвались в фойе и нагнали компанию у лифта.

Молча поднялись на двенадцатый этаж — дальше лифт не шел, на тринадцатый вела только винтовая лестница. Взмыли по ступенькам. Ворвались в круглой холл. От него, как от нарисованного детской рукой солнца, шли четыре луча-коридора, в каждом из которых было по номеру: наш находился в крайнем левом (в этом дурном санатории даже нумерация была неправильной — с права на лево). Мы нырнули в коридорчик, кинулись к двери с номером 666. Катя открыла. Мы с опаской вошли.