– Ах, нет его? И божества нет? – издевалась та. – Так в чём проблема?

– Непонятно, как эти жрецы или жрицы станут себя вести. Вдруг в их сознании произойдут необратимые изменения? – горячился академик. – Вдруг они станут каннибалами? Или начнут всех призывать к войне? Это же ничего не изучено. Даже наш предок Приакс, высший буддий Скифии, об этом ничего не знает!

Прасковья старалась говорить тихо, спокойно:

– Вот мы это дело и станем изучать. Начинай с меня, я ведь какие-то возможности воздействия на мужчин получила? Несомненно! И у меня с каждым разом получается всё лучше и лучше. И у Галчонка получится, недаром ведь она у меня все подробности о моих воздействиях выспросила…

– Не понял! Она что?!

– Ой! Ну подумаешь на пару секунд дольше глаза подержала открытыми. Что здесь страшного? Мне сразу показалось, что она смотрела.

– О-о-о! – протянул он с пониманием. – Вот оно как!.. Так она сумела с Андреем сговориться… И врачи… Точно! Она их не отвлекала на перроне, а просто заставила сменить намерения! Вот же… хлорит-едрит гидрато-трибузол! Да её за такое надо…

Что именно сотворить, слов не нашёл, только несколько раз подавился рвущимися наружу ругательствами. Да и с улицы послышался сигнал подъехавшей машины. Прибыли таинственные жрецы неведомого божества. И хорошо ещё, если нормального божества. А то ведь они разными бывают.

Похоже, по дороге в Малиновку Галина успела нашептать брату всю суть свершившегося, в том числе и с ним, чуда. Потому что он уже ничему не удивлялся, на академика посматривал как на мессию, а родную сестру не просто обнимал, а пару раз в порыве братской любви попытался подкинуть. И чуть после этого с ног не свалился, испуганно прошептав:

– Мне дурно, я сейчас умру!..

Оказалось, что резервы истощены, и следовало просто хорошенько несколько предстоящих дней отъедаться.

Пока он ел, да все с ним за компанию, злость из сознания Коха выветрилась, уступив место чисто научному практицизму. Конечно, обоих напарников, которые осмелились открыть глаза во время омоложения, он поругал. Но без фанатизма, с ленцой. Зато потом сразу потребовал отчитаться и об увиденном, и о полученных возможностях, ощущениях и догадках. Причём начал со старшего Козырева. Хоть и понимал, что тот просто не имел времени разобраться в себе.

Насколько же все были поражены, когда Андрей Григорьевич заявил:

– Боюсь ошибиться, но, кажется, я могу влиять на сокращения мышц другого человека. Возможно, что и мышц животных. Правда, надо изучать, на каком расстоянии…

Естественно, что Кох первым делом прислушался к себе, потом выставил руку вперёд, спрашивая:

– Сможешь дёрнуть моими пальцами? Или пошевелить?

– Нет, на тебе не получается, – вздохнул бывший преподаватель. – Я уже пробовал. На сёстрах – сразу почувствовал, что не смогу…

– С чего тогда вообще взял, что можешь?

– Как только в Малиновку въехали, юноша рядом по полю бежал. При этом мне чётко представилась вся нагрузка, которая ложится на ноги во время бега. В том числе на определённую мышцу. Вот я ему её, точнее говоря, икроножную мышцу, и отключил. Бедняга и зарылся всем телом в траву. Тут же вскочил, с недоумением ощупал ногу да и помчался дальше. Между нами было метров десять…