Вернувшись в свои покои, жрец призадумался. Как разорвать эти путы, Лиздейка не знал. Некогда ему доводилось в качестве помощника присутствовать на специальном обряде, проведенном Хейси, чтобы оборвать эту непостижимую связь. Тогда в святилище находились два близнеца и один из них неминуемо умер бы, поскольку при смерти находился второй, но усилиями криве он спасся и до сих пор жив и здравствует. Однако церемония проходила давно, и Лиздейке не очень хорошо запомнились подробности этого загадочного действа.
Впрочем, попытаться можно — авось и получится. И уж в любом случае следовало намекнуть черноволосому, что его судьба отныне в руках Лиздейки, ибо он и только он в силах разрезать невидимую нить, подобно пуповине стягивающей двух чужеземцев. Но разрежет он ее не раньше, чем они согласятся перейти на службу к Гедимину, загоревшемуся оставить чернявого вместе с татарином у себя на службе.
Впрочем, торопиться с этим не следует и навязываться с помощью ни к чему. Чтобы человек остался за нее благодарен, надлежит дождаться, когда он сам попросит о ней. А потому лучше вначале дождаться, когда в ответ на предложение Гедимина остаться с их стороны последует отказ, а они точно откажутся, ибо явно не собираются задерживаться в этих краях. Тогда-то можно намекнуть кунигасу о том, что он, Лиздейка, в состоянии помочь.
Потому жрец и промолчал, вновь решив не торопить события. Единственное, что он позволил себе, так это осторожно поговорить с Петром, дабы получить подтверждение невидимой связи. Выяснив о болях в пальцах, внезапно возникшей у него, Лиздейка удовлетворенно кивнул и заметил, что у него есть славная мазь, могущая утишить неприятные ощущения.
Расчет был прост: пытаемый должен вскоре пойти на поправку, следовательно, и у второго боли непременно пропадут. А когда дело дойдет до его, Лиздейки, уговоров остаться в Литве, можно причинить пленнику новую и очень сильную боль. Вне всяких сомнений ее ощутит и Петр. Вот тогда-то стоит напомнить и про мазь, и про то, что он, криве-кривейтис, опять готов прийти на помощь. Само собой, это будет для него очень непросто, но благодаря Перкунасу, одарившему его этим знанием, вполне возможно. Правда, вопрос в цене — готов ли воин уплатить ее.
А пока следовало позаботиться о дополнительном стимуле, дабы усилить желание христианина остаться на службе у кунигаса. И Лиздейка в разговоре с Сангре тоже вскользь, как бы между прочим упомянул, что на днях собирается перенести оскверненное святилище Мильды в более спокойное место, разместив его недалеко от главного капища великого Перкунаса.
Гедимин со своим предложением поступить к нему на службу особо не медлил. Правда, опасаясь отказа, пошел окольным путем и на следующий день, заглянув в комнату друзей, обстоятельно поведал, сколь сильно уважает и ценит иноземцев, приезжающих в Литву с добрыми намерениями. И купцам ганзейским дозволяет торговать у себя в городах безо всяких пошлин, и люд мастеровой старается привечать, освобождая его на десять лет от всех податей. Особо упомянул, что его абсолютно не интересует, кто они по своей вере. А умелых ратников, особенно из числа столь хитромудрых, он, можно сказать, готов на руках носить. К тому же, как он понимает, оба — вольные птицы и не имеют обязательств, препятствующих для поступления на службу к кому бы то ни было…