Вот это интересное они вечером добросовестно изложили капитану. Тот, даже не дослушав их до половины, отмахнулся, сославшись на занятость и велев делать то, что им сказано. И тогда они решили самостоятельно осуществить свой план. Смелые, гласит пословица, города берут. Оказалось, что не только их, но и… Словом, им повезло.

Им, хотя сам Сангре глубоко в душе, скрепя сердце, самокритично признавал: везение это на самом деле на девяносто процентов, если не больше, заключалось в виртуозной работе со свидетелями. А работал с ними в основном Улан, и как блистательно работал! Поначалу Петр возмущался медлительностью своего напарника, напоминая, что коль на самом деле ни один из опрашиваемых не является непосредственным свидетелем преступления, то нечего с ними рассусоливать. Однако Улан оказался непреклонен, и сумел выудить из них столько информации, сколько не смог вытянуть ранее ни один опер или следователь. Разумеется, на 99 % она была бесполезной, но оставался один крохотный процент…

И постепенно неприязнь Петра к нехристю-сарацину начала перерождаться в совсем иное чувство — невольного уважения к нему.

— И как у тебя здорово получается, — невольно вырвалось у него однажды. Улан, смутившись, пояснил:

— На самом деле все очень просто: поначалу требуется не торопясь и не спеша выслушать человека, дать ему возможность поделиться с тобой наболевшими проблемами, а их у каждого навалом. Нужно-то ему всего ничего — капельку участия и крошку сочувствия, но за это внимание он проникнется к тебе самой горячей симпатией и в лепешку расшибется, но припомнит то, что может помочь в расследовании.

…Они вычислили маньяка. По всему раскладу получалось, что это некто гражданин Загоруйко, но расклад — одно, а на деле предъявить подозреваемому было нечего, поскольку дело обстояло из рук вон даже с косвенными уликами, не говоря о прямых. С таким количеством не факт, что руководство даст добро установить за Загоруйко хотя бы наблюдение. Впрочем, может, и даст, но произойдет это не раньше, чем обнаружится седьмой труп (шестой нашли двумя днями ранее). Кроме того, Сангре чертовски хотелось довести начатое до конца, а процесс ожидания мог затянуться не на один месяц.

И тогда он решился, твердо заявив Улану:

— Будем колоть гада на чистосердечное, — и, насупившись, добавил: — А твое ха-ха также уместно, как шашлык из свинины субботним вечером на столе у тети Сары.

— Я не смеялся.

— Но собирался — я же не слепой. И зря. Против моего вдохновения ему ни за что не устоять. Но для начала нам нужно поговорить за серьезный момент и прикинуть, в чем мы уверены наверняка касаемо этого шлимазла.

— А толку? Суду нужны доказательства, а не наши домыслы.

— Суду — да, а этому козлу хватит и наших домыслов. Главное, преподнести их так, чтобы он поверил, будто они — доказательства, а его чистосердечное признание нужно лишь для проформы, и коль он не хочет колоться, ему же хуже.

— Ты ведь даже допрашивать не имеешь права, — напомнил Улан.

— Тю, — усмехнулся Сангре. — Но за это знаю я, а не он. Зато я могу принять от него собственноручно написанное покаяние.