А вокруг гудел город. Вдоль улиц мирно зеленели деревья. Только ветер не признавал тишины и покоя и все метался по городу, по полям, по всей стране. В тысяче других городов были такие же деревья, и дети, и улицы, и деловые люди в тихих солидных кабинетах что-то говорили в диктофон или следили за экранами телевизоров. Синее небо серебряными иглами прошивали ракеты. Везде и во всем ощущались спокойное довольство и уверенность, люди привыкли к миру и не сомневались: их больше не ждет никакая беда. Ведь на всей земле люди дружны и едины. Все народы в равной мере владеют надежным оружием. Давно уже достигнуто идеальное равновесие сил. Человечество больше не знает ни предателей, ни несчастных, ни недовольных, а потому не тревожится о завтрашнем дне. И сейчас полмира купается в солнечных лучах, и дремлет, пригревшись, листва деревьев.

Миссис Моррис выглянула из окна второго этажа.

Дети. Она поглядела на них и покачала головой. Что же, они с аппетитом поужинают, сладко уснут и в понедельник пойдут в школу. Крепкие, здоровые, и слава богу. Она прислушалась.

Подле розового куста Мышка что-то озабоченно говорит… а кому? Там никого нет.

Странный народ дети. Другая кроха – как бишь ее? Да, Энн – она усердно выводит каракули в тетрадке. Мышка что-то спрашивает у розового куста, а потом диктует подружке ответ.

– Треугольник, – говорит Мышка.

– А что это тре…гольник? – с запинкой спрашивает Энн.

– Неважно, – отвечает Мышка.

– А как оно пишется?

– Тэ…рэ…е… – начинает объяснять Мышка, но у нее не хватает терпения. – А, да пиши как хочешь! – и диктует дальше: – Перекладина.

– Я еще не дописала тре…гольник.

– Скорей, копуха! – кричит Мышка.

Мать высовывается из окна.

– …у-голь-ник, – диктует она растерявшейся Энн.

– Ой, спасибо, миссис Моррис! – говорит Энн.

– Вот это правильное слово, – смеется миссис Моррис и возвращается к своим заботам: надо включить электромагнитную щетку, чтоб вытянуло пыль в прихожей.

А в знойном воздухе колышутся детские голоса.

– Перекладина, – говорит Энн.

Затишье.

– Четыре, девять, семь. А, потом бэ, потом фэ, – деловито диктует издали Мышка. – Потом вилка, и веревочка, и шеста… шесту… шестиугольник!

За обедом Мышка залпом осушила стакан молока и метнулась к двери. Миссис Моррис хлопнула ладонью по столу.

– Сядь сию минуту, – велела она дочери. – Сейчас будет суп.

Она нажала красную кнопку автомата, и через десять секунд в резиновом приемнике мягко стукнуло. Миссис Моррис открыла дверцу, вынула запечатанную банку с двумя алюминиевыми ручками, мигом вскрыла ее и налила горячий суп в чашку.

Мышка ерзала на стуле.

– Скорей, мам! Тут вопрос жизни и смерти, а ты…

– В твои годы я была такая же. Всегда вопрос жизни и смерти. Я знаю.

Мышка торопливо глотала суп.

– Ешь помедленнее, – сказала мать.

– Не могу, меня Бур ждет.

– Кто это Бур? Странное имя.

– Ты его не знаешь, – сказала Мышка.

– Разве в нашем квартале поселился новый мальчик?

– Еще какой новый, – сказала Мышка, принимаясь за вторую порцию.

– Который же это – Бур? Покажи мне его.

– Он там, – уклончиво ответила Мышка. – Ты будешь смеяться. Все только дразнятся да смеются. Фу, пропасть!