– Ну вот… – загрустил Баренцев. – А вроде начали по понятиям…

– Да пошел ты!

Повинуясь невидимому сигналу вожака, стая начала сжимать кольцо.

– Да вы беспредельщики! – ощерился Лешка, поняв, что мирные переговоры сорваны. – Все, вам на районе не жить!

Он сжал кулаки и приготовился драться. Сейчас бы, конечно, очень пригодилась пустая стеклянная бутылка, но бутылки не было. «Сделают они нас, – мелькнула в голове предательская трусливая мысль. – Двое против пяти! Заорать, что ли… Вдруг кто услышит?»

– Да ладно – на районе, – вдруг раздался за его спиной голос Макса. – В вашем же интернате для вас лафа закончится. Я дяде своему, Арефьеву, расскажу о том, что видел вас здесь.

– Если тебе язык не отрежут, – бросил старший, сунув руку в карман.

– Слышь, Серый, – позвал его один из свиты, приостановившись. – По ходу, это реально Пушкина племяш.

За ним остановились и остальные, разглядывая Максима.

– Реально, племяш, – подтвердил Макс.

– Он это, он! – подхватил Лешка, быстро сориентировавшись в ситуации. – Арефьев-младший!

Пятерка застыла в нерешительности.

– Ладно, живите, раз такое дело, – отыграл назад старший после недолгого раздумья. – Пушкина у нас все уважают, так и передай дяде своему. Считай, ты под защитой!

Последнюю фразу он произнес напыщенным тоном, словно и не собирался только что избивать мальчишек. Макс в ответ промолчал, решив слова благодарности оставить при себе. Пятеро интернатских вскарабкались по склону, словно обезьяны, и в две минуты исчезли из вида.

Лешка облегченно выдохнул:

– Черт, пронесло… Слушай, твой дядя правда директор интерната?

– Ага.

– А почему Пушкин?

– Потому что у него имя-отчество – Александр Сергеевич.

– Елки, а что ж ты раньше-то молчал? – рассердился Лешка. – Я тут потею, веду разговор по понятиям со всякими беспредельщиками, а он стоит!

– Я сказал, когда уже деваться было некуда, – хмуро ответил Максим. – Не хотел дядей Сашей прикрываться!

– Не хотел! Посмотрел бы я на тебя, когда они Тошку лапать бы начали! И что бы ты тогда делал?

– Я бы дрался, – отрезал Арефьев. – А размахивать родственными связями – это некрасиво!

– Сам придумал – про родственные связи?

– Дядя Боря так говорит. Я с ним согласен. Баренцев хотел зло сказать про сопливое благородство, но их прервали.

– Макс! Леш! – радостно позвала Тошка. – Смотрите!

Ребята обернулись и тут же забыли о начинающейся ссоре. Девочка сидела возле нижней ступеньки, ладони у нее были перепачканы в земле.

– Я начала рукой рыть, – взахлеб зачастила она, как только Максим с Лешкой подскочили к ней, – а там фанера! Я ее вытащила, и вот!

«Вот» оказалось ямой, в которой лежала деревянная коробка-пенал.

– Ну, давай! – подтолкнул Баренцев Макса. – Доставай!

Максим наклонился и вытащил коробку. С замиранием сердца приоткрыл – и все трое разочарованно вскрикнули.

– А где же клад? – упавшим голосом спросила Тошка.

Коробка была пуста.

Макс осмотрел ее со всех сторон, но безрезультатно. Он присел на ступеньку, задумчиво вертя пенал в руках.

– Да, круто дядя Боря прикололся! – Лешка со злости пнул попавший под ногу ком земли. – А мы купились!