– Принца ждет, – уважительно сказал Сергей. – И ведь дождется!

Королевский суд свершился быстро. Я был объявлен мошенником, злоупотребившим доверием короля, и приговорен к пожизненному заключению. Имущество мое было конфисковано, все: от рудников до земель.

Я пытался оправдаться, уверяя, что стал жертвой обмана, но никто мне не верил. Самое же страшное заключалось в том, что я сам не верил себе.

По ночам меня охватывали мучительные подозрения: что, если я сошел сума? Я слыхал о больных, которых обуревали видения, неотличимые от действительной жизни. Под их воздействием больные были способны на самые дикие действия, непонятные окружающим. Примеряя к себе их заболевание, я не находил ни одной причины, почему эта напасть не могла бы одолеть и меня.

Но днем, когда ум мой не сдавался сну, я вновь перебирал воспоминания, будто четки, и казалось невозможным, чтобы все, случившееся у Якоба, оказалось лишь игрой воображения. Я никогда не отличался склонностью к неуемному фантазированию, даже в детстве, – так откуда было вырасти этой болезни? Но самое главное заключалось даже не в этом. А в том, что болезнь не объяснила бы, откуда взялся у меня манускрипт.

В том, что сам я не способен создать подобную рукопись, я не сомневался ни мгновения. Но кто же был ее творцом? Все больше убеждался я в том, что здесь не обошлось без дьявольских козней, но и у дьявольских козней должна быть цель! Неужели враг рода человеческого хотел лишь загнать Эдварда Келли в тюрьму? Безусловно, мне польстило бы подобное внимание, но вряд ли дьявол выбрал для этого столь сложный способ… Иной раз я целыми днями размышлял о том, что случилось со мной, и постепенно события начинали путаться в голове. Темнота, постоянный голод и сырость, от которых я чувствовал себя все хуже и хуже, немало способствовали этому.

В один из подобных дней меня вывел из полузабытья стук миски, брошенной стражником в дыру под дверью. Я нахожусь в том же тюремном корпусе, что и раньше, но в другой камере. Она считается более удобной, чем те, куда бросают обвиняемых до суда: в ней на каменном полулежат четыре охапки сена, которые меняют каждые десять дней, и какое-никакое одеяло. Так что постелью я обеспечен. Дыра в полу да тонкая, торчащая из стены трубка, из которой по утрам ручейком бежит холодная вода – вот и все, что есть в моем новом пристанище.

При слове «удобная» я бы рассмеялся, если б не язвы в уголках рта – они причиняют мне боль и мешают растягивать губы. С каждым днем кашель мучает все сильнее, а кожа на пальцах потрескалась и кровоточит.

Говорят, вскоре меня должны перевезти в другое узилище, где я и проведу остаток своих дней. Север Богемии, замок Гневин – вот что ждет Эдварда Келли. Посмотрим, так ли сыры его подземелья, как эти.

Сидя над миской, я вылавливал из нее куски жира и откладывал в сторону – пригодятся, чтобы смазывать мои раны. В коридоре послышались шаги, проскрежетал засов, и дверь камеры отворилась. В проеме, широко расставив ноги, стоял бородатый рыжий солдат и скалил зубы.

– Что, пора собираться? – спросил я, предположив, что меня перевозят в Гневин.