Проспал я долго. Думаю, что прошла целая ночь. Точно сказать я не мог, поскольку дневной свет не проникал в это подземелье – оно освещалось лишь чадившими в коридоре свечами. Мне принесли еду, которой побрезговала бы и крыса, и я, еще вчера вкушавший яства, в конце концов поел немного – иначе одолевавший меня голод не дал бы покоя.

Офицер, допрашивавший меня накануне, вошел в камеру, когда я не ожидал его. Мне казалось, что для допроса меня снова направят в комнату с писцом, но на этот раз никто не стал водить меня по узилищу.

– Твои слова проверены, – сухо сказал офицер, в руках у которого было несколько листов, исписанных ровным, почти каллиграфическим почерком. – Дело твое является делом особой важности, поэтому все показания записаны. Первой была найдена и допрошена Молли Сайрус, кухарка. Она показала, что никогда не заходила с тобой в дом, называемый «Хромое Копыто», не знает алхимика по имени Якоб, не видела манускрипта, написанного на неизвестном языке, и никогда не принимала участия в сокрытии трупов. Тебе есть что сказать?

Остолбенев, я слушал его, а дослушав, разразился ругательствами. Мне стало ясно, что произошло. Молли струсила! Испугавшись наказания, она отказалась подтвердить мой рассказ – в противном случае ей грозил бы суд как сообщнице. Черт возьми, я надеялся, что у нее не хватит ума сообразить это! Но она сообразила.

И еще мои деньги! Мешок, который так и остался у нее в сундуке – я не забрал его, ибо Рудольф вознаградил меня достаточно, чтобы я мог забыть о нем. Не иначе, Молли Сайрус решила присвоить его.

– Я хочу видеть ее! – крикнул я офицеру, брезгливо смотревшему на меня. – Слышите, вы?! Она солгала, маленькая дрянь! Клянусь, она солгала! Поговорите с ней… Нет, лучше пытайте ее! Под пытками она покажет правду!

У меня запершило в горле, и я зашелся в жестоком кашле. Чертова сырость! Она сведет меня в могилу куда раньше, чем это сделает подлая служанка, предавшая своего покровителя.

Сотрясаясь в приступе, я вспомнил о Джоне. Вот кто станет моим спасителем! Пусть он не может предъявить ничего, кроме моих слов, но и это перевесит чашу весов в мою пользу! Я сказал об этом офицеру, когда кашель утих.

Он усмехнулся, и усмешка его не понравилась мне. Что такое? Уж Джону-то нечего бояться, и потому он мог позволить себе быть правдивым.

Офицер достал желтый лист бумаги, исписанный тем же каллиграфическим почерком, и начал читать. Я слушал его и не верил своим ушам.

«Джон Ди показывает, что в то самое время алхимик, называющий себя Эдвардом Келли, заговорил с ним о некоем манускрипте. Эдвард Келли собирался преподнести его королю. Но слова его были туманны, а намерения не ясны. Джон Ди показывает, что пытался отговорить Эдварда Келли. Однако Келли заявил, что не отступится. Джон Ди показывает, что требовал рассказать о манускрипте. Келли в ответ отказался сообщать что-либо и исчез. Джон Ди показывает, что с тех пор видел его один раз и не имел долгих разговоров. Джон Ди показывает, что ему неизвестно происхождение манускрипта и способ его прочтения».