— Ты меня тоже свяжешь?

— Я еще не решил, — лукаво улыбнулся он, поднимая ее колени и раздвигая ноги. — Посмотрим, в каком я буду настроении.

— Ты по крайней мере хотя бы знаешь, что делать. А для меня это так ново… о Господи, включая и это…

Она выгнула спину и тихо застонала: длинные, пальцы Макса скользнули вверх, проникли в лоно, чуть нажимая на пульсирующую плоть, проталкивая губку, казалось, в самое ее чрево… удерживая легким надавливанием, пока яростные судороги сотрясали ее существо.

Только сверхъестественным усилием воли удержался он от того, чтобы не оседлать Кристину, особенно сейчас, когда появилась возможность исторгнуться в нее. Ноздри Макса раздувались от напряжения, необходимости подавлять свои желания, и он, резко выдернув пальцы, встал и отодвинулся.

— Это будет чертовски трудно, — пробурчал он, снова борясь с ошеломляющим порывом взять ее, сейчас и немедленно. Их взгляды скрестились: ее — лихорадочный, его — жадный.

— Я не могу ждать. Прости. Я чувствую себя такой простушкой, глупенькой и наивной, но не могу…

«Слава Богу!» — подумал он, чувствуя, что теряет контроль над собой.

— Мы слишком долго не были вместе, — выдохнул он вслух, подводя свой набухший фаллос к жаждущему лону, забыв о том, что прошел всего час с тех пор, как они любили друг друга.

Обезумев от желания, она гостеприимно развела бедра, и он свирепо ринулся в нее, как враг в завоеванный город.

— На этот раз я наполню тебя своим семенем, — хрипло выдавил он. Властно. Как хозяин.

— Каждый раз…

Она поняла, что он предъявил на нее права, и хотела его с яростью, которая всего день назад была бы невозможной.

— Каждый раз, — поклялся он, и его слова прозвучали скорее вызовом, чем подтверждением. Раздвинув ее ноги еще шире, он снова вонзился в нее могучим, горячечным выпадом.

И она на кратчайший миг потеряла сознание.

Из его груди вырвался тихий рык. Подсунув ладони под ее попку, он почти грубо дернул ее вверх, подгоняемый невыразимой потребностью владеть. Сделать своей.

Равнодушная ко всему, кроме урагана ощущений, не сознававшая того, какие эмоции владеют Максом, она двигалась в одном ритме с ним, желая большего. Дыхание застревало у него в груди, мышцы спины, казалось, вот-вот порвутся, но он только крепче стискивал ее ягодицы, требуя, приказывая, заставляя.

Их соитие было исступленным, мучительным, алчным.

Он потерял способность мыслить ясно: поразительное помрачение ума для мужчины, всегда приравнивавшего секс к обычному спорту, разве чуть более азартному. Она, похоже, снова теряла сознание, хотя не знала, возможно ли это в пылу страсти. Но в конце, когда льнула к нему, испуская дикие, бессвязные крики, а он с каждым вздохом изливался в нее мощными струями, и кровать, и гостиница, и ноябрьский день растворились, ушли за грань сознания.

Некоторое время спустя, когда они немного пришли в себя, а действительность вернулась, до них постепенно стали доходить стук дверей, чьи-то голоса, прохлада, солнечные лучи, проникавшие в окна…

«Значит, можно на самом деле купаться в наслаждении», — подумала она.