— А это означает, что я могу делать все, все на свете!

— Интригующая мысль… — согласился Макс.

— И если бы только знала, зачем тут колокольчики и как их привести в действие, могла бы и сама ими наслаждаться.

— Мы оба можем ими наслаждаться.

— Еще лучше, — заверила она, прокладывая языком теплую тропинку по его подбородку.

— Хочешь, покажу?

— Если найдешь время, — игриво согласилась она.

— Даже не будь у меня ни единой свободной минуты, я выкроил бы пару, — заверил он, укладывая ее на подушки и снимая с нитки две самые большие бусины. Потом нажал крошечные выступы, которые немедленно ушли вглубь, и осторожно тряхнул фиолетовые шарики. Раздались тонкие серебристые переливы.

— Но раньше они не звенели! — удивилась Кристина.

— Я освободил скрытые пружинки. Теперь стоит тебе шевельнуться, и я услышу.

— А если я не шевельнусь?

— Вряд ли это тебе удастся, — категорично заметил Макс.

— Это они заставят меня двигаться?

— По крайней мере кончить.

— Ты так самоуверен, что мне следовало бы оскорбиться.

— Можешь, если не намереваешься кончить через пять секунд.

— Целых пять? Так долго? — поддразнила она. — К чему заставлять меня ждать?

— С твоими аппетитами и вечной потребностью опрокинуться на спину, — пробормотал он, гладя внутреннюю сторону ее бедра, — я предвижу жизнь, полную блаженного довольства.

— Я готова на все только для тебя. Для одного тебя. — Она опустила ресницы и замерла в предвкушении, когда его рука поползла выше.

— А я — для тебя, — выдохнул он, теребя набухшие складки ее лона. — Возможно, мне следует держать тебя в кровати, голую, теплую, всегда готовую принять меня.

— Как только мальчики вернутся в школу, — пообещала она зачарованно, — может, я тебе и позволю.

— А я заставлю тебя носить эти колокольчики…

Одна бусина скользнула в тугой грот ее лона.

— Чтобы всегда знать, где ты.

— Что скажут люди?

Жар, распространявшийся вверх от того места, где бусина терлась о плоть, разливался жидким золотом по ее жаждущему телу.

— Пусть попробуют!

Легким поворотом запястья он просунул бусину в пульсирующий узкий проход, а она стонала, извивалась и вращала бедрами. Потом, нажав ладонью на живот, приказал:

— Не двигайся.

Но это оказалось почти невозможно, потому что рука давила как раз на то место, где находилась нефритовая бусина, а тихий звон вторил ее затрудненному дыханию.

— Нам следует поупражняться… в самоконтроле. Я же сказал, не шевелись! — с легким упреком заметил он. — Это вопрос дисциплины.

Но она уже почти не слушала его. Каждый звук обострял и без того распаленные ощущения, и Кристина, почти теряя сознание, подняла бедра и выгнулась в поисках освобождения.

Зная, как быстро удается ей взлететь на самый пик, он вложил в ее лоно вторую бусину, усадил Кристину повыше и подложил ей под спину подушки. Наслаждение было таким неописуемо мучительным, что она охнула.

— Теперь можешь двигаться, — мягко предложил он, сведя ее бедра. Кристина застонала, когда безумная, дикая горячка охватила ее, поднимаясь спиралью все выше, атакуя агонизирующим удовольствием каждый вопящий нерв, что делало невозможным определить точное место, где сосредоточилось это удовольствие, ибо вся она пылала.