Киф постучал пальцами по корешку серебряного блокнота.

— Ну… мне нужен был Технопат. А Декс — самый лучший.

— Да, — согласилась Софи.

А еще он был ее лучшим другом.

И она понимала, что несправедливо чувствовать себя обделенной после всех тех случаев, когда она скрывала от всех то, над чем работала. Но это не помешало какой-то иголке кольнуть ее в сердце.

— Я собирался сказать тебе, — заверил ее Киф.

— Когда же?

— Скоро.

Это не было достаточно хорошим ответом… и Киф, должно быть, знал это, потому что снова напомнил ей:

— Ты была очень занята. Я не видел тебя больше недели.

— Ну, я была бы здесь, если бы ты сказал мне, что делаешь! И если Дексу придется ехать в Лондон, мне придется телепортировать его туда.

Сандор откашлялся.

— Мы придумаем, как взять тебя с собой, если понадобится, — пообещала она.

— Так и будет, — согласился Сандор. — Нет никакого «если».

— И это то, что мы уже планировали, — сказал Киф, что не заставило Софи чувствовать себя лучше. Во всяком случае, это как бы доказывало, что они ждали, пока им придется ее впутывать.

— А еще было бы гораздо быстрее, если бы ты позволил мне спроецировать твои воспоминания, — заметила она, чувствуя еще большее искушение схватить золотой блокнот и хорошенько рассмотреть все, что он скрывал.

Вместо этого она схватила коричневый.

Киф съежился, когда она переключилась на первое тщательно набросанное воспоминание, но не попытался остановить ее.

Он также не предложил ей начать помогать ему теперь, когда она знала, над чем он работает, заметила она… но тогда ей было уже все равно, потому что его картинки были еще более удивительными, чем она ожидала. Он использовал средство, которое она не знала… не краску, но цвета были слишком яркими для карандаша, и детали, казалось, менялись вместе с тем, как свет падал на бумагу. Ей казалось, что она на самом деле наблюдает, как Киф крадется ночью по территории Ложносвета, неся извивающееся зеленое существо, и играет с Фитцем в Ежевичный Марафон, пока Биана подбадривает их, и сидит со всеми Васкерами, глядя на разноцветные языки пламени ауренфлара. На следующем рисунке был изображен лорд Кассиус, покрытый какой-то густой липкой слизью. А остальные страницы казались пустыми, если не считать едва начатого карандашного наброска в середине тетради, где лишь смутно были видны тела. Невозможно было сказать, кто эти фигуры, но воспоминание выглядело так, будто это произошло в любимом месте Кифа в Ложносвете.

— Я не тратил много времени на счастливые воспоминания, — спокойно объяснил Киф, — поскольку в них никогда не было моей мамы, так что они не так важны, понимаешь?

Грубая правда, прозвучавшая в этих словах, немного смягчила покалывание в груди Софи. И она уже собиралась вернуть тетрадь, когда ее внимание привлек рисунок, спрятанный в самом конце… рисунок, в котором она с удивлением узнала себя.

Она сидела с Кифом на лестнице в Хевенфилде, свет от люстры создавал вокруг нее мягкий ореол, когда она наклонилась к нему, цепляясь за его руку, в то время как он отвернулся, его глаза слегка слезились. Это не было похоже на счастливую сцену, и ей потребовалась секунда, чтобы понять, что она видела тот момент, когда рассказала ему то немногое, что узнала от Финтана о разрушенном Лондонском воспоминании Кифа. Но под рисунком, аккуратными, жирными буквами, он написал слова, которые она сказала ему в тот день: