Голоса громыхали совсем близко, рвали на части пустоту и тишину, звенели над ним огромным колоколом.

– Прими-прими-нашу-жертву-жертву-жертву-владычица-чица-ночи-ночи-ночи…

Около седьмого фонаря Алексей споткнулся и, тяжело повалившись на мокрую брусчатку, больше не смог встать. Боль и ужас мешались в его крови, пульсировали в висках, бились в одном ритме с дьявольскими голосами с той стороны. Заткнув уши руками, он принялся быстро бормотать слова, едва тлеющие в гаснущем сознании:

– Я вверяю трем замкам охранить меня от открытых дверей, от того, кто за ними, вскормленный вороном, ведомый криком луны…

Черным горем, красным несчастьем шел по мосту палач, и полы его двухцветного одеяния стелились по камням. Молитвы и заклинания больше не имели силы, ведь двери открылись, впустив тьму, а во тьме слова теряют свой смысл. Алексей понял это и замолчал, глядя на приближающуюся невероятно высокую фигуру.

– Прими-прими-кровь-кровь-кровь-жизнь-страх…

А потом истлевшая рука с размаху опустила серп, сверкнувший в последнее мгновение прекрасным белым светом луны, – и наступила тишина.

Стрелки часов перевалили за полночь. На пороге «Кабачка» появился старик. Сергей, бармен со стажем, прямо сказать, давно не встречал людей пожилого возраста в своем заведении. Пошатываясь, старик подошел к барной стойке. Вскарабкался на табурет и устремил свой мутный взгляд на Сергея.

– Чего желаете? – улыбнулся бармен, а подумал: «А не пошел бы ты домой, к своей бабке». Он не любил стариков. Сергей не хотел признаться самому себе, что на самом деле боится старости. Боится стать вот такой же развалиной, что сидит сейчас перед ним.

Сергей хорошо знал: это пока старик молчит, а тяпнет рюмку-вторую – и начнется. В общем, выпьет на рубль, а мозги засрет на тысячу.

– Сынок, у тебя есть дети?

Началось.

– Нет, – ответил Сергей и налил рюмку «Гжелки».

– И у меня теперь тоже нет, – старик развел руками. Сергей подал мужчине рюмку. Тот махом влил ее в себя.

– Ты не думай, деньги у меня есть. Я заплачу.

– Тогда, может быть, что-нибудь экзотическое?

– Нет, ты мне водочки подливай. Что мужику надо? Водки стопка да баба поласковей. С бабами у меня теперь, конечно, только платоническая любовь. – Старик расплылся в улыбке. – Ты мне подливай так, чтобы смочить горло. Ты же все равно никуда не спешишь?

«Ты попал прямо в точку, старый пердун. Куда мне спешить? А с другой стороны, что я теряю? Все равно лучшей компании нет. Давай, грузи меня, старик. Ты нашел сегодня свободные уши».

Старик выпил вторую предложенную ему рюмку.

– Вот так все и бывает. Любишь их, души в них не чаешь. А в ответ что? Да ни черта… Сплошные упреки и требования. Ты, сынок, не смотри на меня так. Да мы все (я имею в виду стариков), мы все говорим, что, мол, мы были другими. Ваше поколение никудышное. Наши старики говорили так же и нам. А мы говорим вам. А вы… Да, да, сынок, и ты будешь говорить так же. И знаешь, что я раньше думал: куда уж там – были вы другими. Точно такими же вы были. Вот что я, сынок, в твоем возрасте думал. Годочки шли. Я моложе не становился. И мое восприятие окружающего мира кардинально менялось.