– Я поохотился, – продолжал Клив. – Только положил добычу на разделочную колоду, когда мой старый пес залаял. Я оглянулся как раз вовремя и увидел, что из-за хижины выходит Тони. Он сразу же узнал меня, несмотря на бороду и лохмотья, в которых я хожу. Он попятился, и я понял, что он хочет убежать, поэтому я схватил винтовку и бросился за ним, мне удалось оглушить его ударом приклада. В кармане я нашел ключи от машины и бумажник – и в нем его фотографию с красивой маленькой девочкой. Снимок я взял себе, а все остальное положил на место и пошел на поиски машины, которую и нашел на повороте на Уильям-роуд. Я тащил его всю дорогу, тяжелый был, сволочь. Усадил на водительское место, подперев старым другом винчестером. А потом сказал «прощай».

В груди у меня поднялась холодная ярость. Я вспомнила лицо Бронвен в тот день, когда я сообщила ей о смерти отца, как она съежилась и закрыла лицо руками, слезы текли между пальцами, худенькие плечики вздрагивали. При всех своих недостатках Тони был достойным человеком и прекрасным отцом, преданным Бронвен, пока чувство вины и страх не изгнали его из ее жизни.

Кливу Джермену за многое придется ответить.

– Как вы живете, – сказала я, – причинив людям столько горя?

Клив издал неразборчивый звук.

– Я никогда никому не хотел вреда. Я же сказал тебе, они меня провоцировали. Айлиш и Гленда – тем, что говорили ужасные слова. Угрозы и обвинения. Я чувствовал себя преданным. Я любил их, но возненавидел.

Последние слова были больше похожи на рычание. Я вздрогнула. Он стоял достаточно близко, и я увидела побелевшие нити шрамов на морщинистой щеке и остекленевшие глаза. Интересно, сколько оставалось до серой пелены, до ярости? До потери контроля над собой?

Я стояла в шаге от края оврага. Совсем рядом с каменной плитой и коварным пластом земли, так что краем глаза видела темный зигзаг смертельной линии разрыва. Потные ладони горели, сердце билось судорожно, отдаваясь болью в висках, когда я попятилась в ту сторону.

Лицо надвигавшегося Клива блестело от дождя, в сыром воздухе стояла вонь немытого тела. Рука, которую он держал прижатой к боку, взметнулась вперед, и топорище влажно блеснуло в лунном свете. Он протянул свободную руку.

– А теперь – мои письма, Одри.

Дождь прекратился. Луна вышла из-за нагромождения облаков и залила поляну желтым светом.

– Мы так не договаривались. – От страха мой голос зазвучал резче. Я знала, что до этого дойдет, но все внутри похолодело, я не была готова. – Вы получите их после того, как я увижу свою дочь.

– Мы ни о чем не договаривались, Одри. Ты не в том положении, чтобы договариваться.

Он набросился на меня неожиданно, топорище описало в воздухе дугу и обрушилось вниз. Я отскочила, собираясь перемахнуть через подмытую землю и приземлиться на твердом участке подальше в сторону, но деревяшка задела мое плечо. Я споткнулась, избегая осыпающегося края оврага, и упала на колени в грязь. Клив бросился снова, но я откатилась в сторону, и удар топорища пришелся мимо.

Я вскочила, тяжело дыша от страха. Увидела тускло блестевшую полоску в тени, в нескольких футах от меня. Это был мой нож. Я кинулась к нему, наконец дотянулась до него и схватила.