Я догнала ее у ступенек задней веранды.

– Поэтому Тони и приехал домой, да? Он подозревал, что его отец все еще мог быть жив.

– Простите, милая. Вы решительно заблуждаетесь.

В ее голосе чувствовалось раздражение; я зашла слишком далеко и ступила на недружественную территорию. Но теперь я уже не могла дать задний ход.

– Тони и Клив не были близки, правильно? И это заставляет меня недоумевать, почему спустя двадцать лет Тони помчался сюда в состоянии, близком к шоку, не сказав ни слова своей жене? Что, если он подозревал что-то?

И без того измученное лицо Луэллы посерело. Она долго не сводила с меня взгляда, но я чувствовала, что она забыла о моем присутствии. Наконец она повернулась, поднялась на веранду и скрылась в доме.

Я пошла вслед за ней. На кухне Луэллы не было, но я слышала, как она передвигается в передней части дома. Захлопывая двери. Закрывая окна.

– Луэлла?..

Я нашла ее в гостиной, где она задергивала тяжелую штору. Ткань отрезала последнюю полосу света, и комната погрузилась в полумрак.

– Что вы делаете? – спросила я, хотя прекрасно видела, чем она занимается.

Луэлла не обратила на меня внимания. Очередное окно скользнуло в раме, с шумом опустилось. Очередная задвижка встала на место.

Сердце у меня застучало, как паровой молот.

– Вы мне верите, да? Это объясняет, почему на окнах задвижки, решетки. Вы всегда подозревали…

– Ничего подобного. Бога ради, Одри, я одинокая женщина. Разве я не имею права чувствовать себя в безопасности?

– Безопасность – это понятно, Луэлла… но у вас больше висячих замков, чем в Форт-Ноксе.

– В дом однажды залезли, – отмахнулась она. – Ничего не украли, по крайней мере ничего ценного. Обшарили сарай, взяли несколько инструментов, разный хлам. Вы же знаете, какая теперь обстановка, постоянно слышишь в новостях, что какие-то неуправляемые дети забрались в чей-то дом…

Мне вспомнилась одна запись в дневнике Гленды об отце: «Он все хранит… Куча коробок, банок и жестянок с разными вещами рассована у него по всему сараю». Я вспомнила письма, обнаруженные в хижине, и резную шкатулку, в которой их держали. Вспомнила почерневшее топорище с его сальным, похожим на кожу налетом. Кукольные головы, фотографию. И коробки от патронов с этикетками с указанием содержимого. Спички. Карандаши, чай, свечи, веревка.

Тот мужчина в хижине тоже все хранил.

– Возможно, залез к вам именно Клив?

Луэлла резко повернулась ко мне:

– Нет.

– Но судебная экспертиза еще не закончена. Останки из запруды могут принадлежать кому угодно.

Она закрыла глаза.

– Мне не нужны экспертизы, чтобы сказать то, что я и так знаю. Это он.

– Как вы можете быть так уверены?

Она пошла на кухню, закрыла заднюю дверь и повернула ключ в замке. Захлопнув окно, она осталась стоять в падающем сквозь листву солнечном свете.

– Я знаю, что он мертв, Одри.

– Но…

– Я видела, как он умер.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать услышанное.

– Но если вы видели это, тогда почему сообщили о его исчезновении? Почему вы никому не сказали?

Она стиснула ключи от задвижек в руках.

– У меня были свои причины.