Воевода красноречиво возвел глаза к потолку, молча вопрошая: да сколько же можно вспоминать?!

Белка легонько коснулась щеки Таррэна и отвернулась, потому что ничем помочь не могла — творить магию темных она не умела. Пополнить резерв — пожалуйста, вернуть с того света — не вопрос. Но вот подлинный смысл узоров и плетений, который немедленно начали творить три сильнейших мага Темного леса, был ей не по плечу.

— Удачи, — беззвучно шепнула она.

Но перворожденные этого уже не слышали. Склонившись над телом Тирриниэля, они одновременно запели древние заклинания и на какое-то время во всех смыслах исчезли из этого мира.

Сколько пройдет часов или дней, прежде чем они доберутся до отлетевшей души, — неизвестно. Сколько потребуется усилий, чтобы удержать ее на краю, — кто знает? Но сложность в том, что ее не просто надо найти и подхватить, а медленно и осторожно вывести потом за собой к свету, используя собственную душу вместо путеводной нити, а резервы тела — как единственный доступный источник. Если он опустеет, по ту сторону останутся оба — тот, кто умер первым, и тот, кто рискнул последовать за ним. Если нить оборвется по случайности или чьему-то умыслу, они тоже останутся там. Если ушедший окажется слишком силен, то утянет вторую душу за собой, во мрак. А если он будет слаб, то просто растворится в чужой силе, навсегда оставшись где-то посередине между жизнью и смертью. И этого тоже нельзя было допустить.

Таррэн рисковал, ныряя за отцом в эту бездну. Причем рисковал сам и подвергал риску молодого, неопытного юношу, которому поручил роль проводника. Без надежного, многолетнего и проверенного единения решиться на такое мог только безумец, но ни Таррэн, ни Тир не колебались. И Линнувиэль, старательно отгоняя нехорошее предчувствие, всеми силами пытался нащупать то единственное, что могло бы стать для них опорой, — тонкие, слабые и едва уловимые узы крови, которыми они, трое, были обязаны общему прародителю — проклятому владыке Изиару.

Хранитель вздохнул и бережно потянулся к застывшим без движения собратьям, готовясь подхватить узы и помочь, если что-то пойдет не так. Крепко зажмурился, сосредоточился, слишком хорошо зная, как тяжело держать сразу несколько пар кровных уз. Затем полностью отключился от внешнего мира, почти перестал дышать… а потому даже не заметил, что в какой-то момент стены живого дворца содрогнулись, а затем медленно-медленно начали меняться.

— Это еще что такое? — нахмурился Элиар, когда пол под его ногами снова дрогнул.

Эльф быстро огляделся, и то, что он увидел, ему не понравилось: словно почувствовав смерть повелителя, чертоги начали постепенно меняться. Сперва в тронном зале потемнело — это плотно сомкнулись ветви над головами присутствующих, образовав высоко наверху некое подобие колпака. Затем мелко задрожал пол, как при слабом землетрясении, а за ним отчетливо засветились живые стены, бросив на озадаченные и пока что спокойные лица собравшихся мертвенно-желтую тень. Тень настолько странную, что на мгновение эльфам даже показалось, будто густая листва ожила. А затем в сторону бессмертных поползли крючковатые ветки. Присутствующие инстинктивно отступили на шаг. Кто-то даже за оружием потянулся, едва сдерживаясь, чтобы не рубануть корявые отростки, а остановил уже занесенную руку только потому, что вовремя припомнил: дворец владыки — живой. И он отомстит за увечье, если кто-то рискнет его нанести.