— Добрый день, Платон Сергеевич! — заявила она с порога и, пройдя к кровати, устроилась на стуле. — Пришла справиться о вашем здоровье.

— Здоровье мое не очень, — вздохнул я. — То лапы ломит, то хвост отваливается.

— Какие лапы, какой хвост? — изумилась она. — Вы о чем?

— Извините, Наталья Гавриловна, — поспешил я. — Пошутил. Вижу – неудачно. Рана моя заживает, Аграфена Юрьевна подтвердит.

— Ох, Платон! — покрутила она головой. — Что ты за человек? Слова не скажешь в простоте. Не будь раненым, так и треснула бы по лбу! И не смотри, что графиня – в простой семье росла.

Я виновато потупился.

— Нам нужно поговорить, — вздохнула Хренина.

— О чем? — спросил я.

— О Мари. Будет трудно признать ее законной дочерью. Требуется дозволение государя.

— Уже, — сказал я.

— Что «уже»? — нахмурилась Хренина.

— Не сочтите за труд, Наталья Гавриловна, подать мне это, — я указал на стоящую у стены сумку. — А то я в неглиже.

Она хмыкнула, но встала и принесла мне сумку. Я порылся в ней, достал и протянул ей бумагу.

— Читайте!

— «Божиею поспешествующею милостию, Мы, Александр Первый, Император и Самодержец Всероссийский… — забормотала она. — По прошению графа Платона Сергеевича Руцкого, за великие его заслуги перед престолом и Отечеством повелеваем: девицу Марию, 1809 года рождения, прижитую им вне брака от французской дворянки Авроры Дюбуа, считать законной дочерью означенного графа с внесением ее в надлежащем порядке в Бархатную книгу…» Погоди! — воскликнула Хренина, подняв голову от грамоты. — О каком графе идет речь?

— Обо мне, — сказал я и протянул ей вторую грамоту. — Ознакомьтесь.

— Ты – граф? — изумленно спросила она, прочитав текст. — Но как? Покойный Юрий Никитич три десятка лет верой и правдой Отечеству служил, пока титул пожаловали. Тебе-то за что?

— Повезло, — пожал я плечами. — Оказался в нужное время в нужном месте.

— Рассказывай! — потребовала она.

— На балу, который в Вильно давал светлейший князь Кутузов в честь дня рождения государя, на императора набросился обезумевший гвардеец с ружьем. Намеревался проткнуть штыком. Я закрыл Александра Павловича собой, там и получил рану, а гвардейца убил. За то и пожалован.

— Надо же! — покрутила она головой. — А как ты на балу оказался?

— По приглашению государя.

— Простой капитан?

— Во-первых, не простой, во-вторых, не капитан. Перед вами, Наталья Гавриловна, майор гвардии и офицер свиты его императорского величества.

— Чем же так отличился?

— Мой летучий отряд убил Бонапарта.

— Слыхала, — кивнула графиня. — Но не знала, что это ты.

— Если быть точным, узурпатора застрелил знакомый вам Ефим Кухарев, выпалив в экипаж из пушки. Государь щедро наградил нас за сей подвиг. Мой полк стал гвардейским, а я, как уже слышали, получил чин майора и место в свите. Еще Александр Павлович вручил мне золотую шпагу – вон в углу стоит, и вот это, — я достал из сумки перевязанную бечевкой толстую кипу ассигнаций. — Пятьдесят тысяч рублей. Тысячу фунтов пожаловал британский посланник, — поверх кипы легла пачка поменьше. — Это еще двадцать семь тысяч в русских рублях. Пятнадцать тысяч в векселях у вас на сохранении. Что скажете, Наталья Гавриловна? Гожусь я в женихи Аграфене Юрьевне?