— Это плохо? — спросила Груша.

— Что вы! — покрутил он головой. — Нисколько. Наоборот. Рад видеть вас такой, хотя, признаюсь, не ожидал.

— Будет время привыкнуть, — сказала Груша. — Вы к нам надолго?

— До выздоровления, если не прогоните.

— Не обижайте, Платон Сергеевич! — возмутилась Груша. — Отказать в приюте раненому офицеру, герою Отечества? За кого вы нас принимаете?

— Простите! — повинился Платон. — Ляпнул, не подумав. Позвольте ручки?

Груша протянула их. Он взял и стал поочередно целовать.

— Что вы делаете? — возразила она слабым голосом.

— Благодарю, — сказал он, отпуская ее руки. — За себя и офицеров, которых вы лечили. Самое малое, что могу сделать для вас.

«Ты можешь больше», — подумала Груша, но вслух этого не сказала. Сидела с покрасневшим лицом, не зная, как быть дальше. Он же смотрел на нее странным взором, и тоже молчал.

— Пойду, — наконец сказала она и встала. — Машу забираю – ей пора полдничать.

— Я хочу с папá! — закапризничала девочка.

— Будут блины с медом и топленое молоко с пенкой, — вкрадчиво сказала Груша.

— Мед? — задумчиво повторила Мари. — Пенкá?

Она решительно перелезла через Платона, заставив того зашипеть от боли, и спрыгнула на пол.

— Идем! — сказала, протянув ручку Груше.

Та взяла ладошку девочки и повела ее к двери.

— Продала меня за мед и пенку, — пробурчал за спиной Платон, и Груша едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.

За дверью ее встретила графиня – ждала в коридоре.

— Ну как, объяснились? — спросила по-русски.

— Нет, — покачала головой Груша. — Только руки мне целовал.

Мать поджала губы.

— Сама поговорю! — сказала и решительно постучала в дверь.

Грушенька меня сразила – прямо в сердце. Нет, не ангельским личиком и гибким станом, как пишут местные пииты, хотя этого не отнять, все при ней. Пойти работать в лазарет! Здесь это, мягко говоря, не принято – время сестер милосердия еще не пришло. Могут покрутить пальцем у виска и объявить блаженной. Она же не испугалась молвы. И еще. Лазарет – это не розарий с его дивными ароматами. Воняет там, проще говоря, да еще как! Пот, кровь, гной, моча… Люди стонут и кричат. Чтобы лечить раненых в такой обстановке, нужно иметь в душе стержень – это вам не корпию в салонах щипать. М-да… Другую такую девушку поискать, и еще не факт, что найдешь. Подозреваю, от кого Груша подхватила страсть к медицине. На пути к Смоленску она наблюдала, как я лечу егерей, многое о том спрашивала. Я охотно отвечал – лучше о медицине болтать, чем о моем прошлом. Вот и загорелась… Подытожим. Надо брать, как говорила героиня популярного советского фильма. Вот только захочет ли? Я-то, конечно, герой – с дырочкой в левом боку[85], но кто знает, что у девушки на уме? Вдруг у нее жених имеется? Подцепить его в лазарете – проще простого. Пролетишь ты, Платон, как фанера над Парижем.

Внезапно я ощутил острый укол ревности. Это с чего? Вроде не питал к Грушеньке особых чувств, а тут прямо скрутило. Что происходит, блин? Влюбился? Прямо сейчас? Додумать я не успел. В дверь постучали, и в комнату решительной походкой вошла Хренина-старшая.