— Стоять, солдат! — скомандовал полковник, дублируя на немецком «Halt!» и на английском «Stand up!» — За неповиновение в армии воину полагается расстрел! Но на первый раз ограничусь тем, что отрежу тебе язык — всё равно он не нужен, раз ты разговаривать не умеешь…

— Умею, — запищал мышкой пацан и закрыл рот обеими руками.

— Руки по швам!

Лёгкий шлепок по ладошкам и такой же лёгкий, но болезненный подзатыльник окончательно перевели недавнего монстра в желеобразное состояние. Он уже поверил, что неминуемо лишится языка, и под ним расплылась нехорошая лужица.

— Та-а-а-к, — озадачился полковник столь неожиданным результатом воспитательного процесса, но прекращать его, тем не менее, не стал. — Кру-гом, солдат! К маме шагом арш! Поцеловать её в щёчку, привести себя в порядок, вернуться и доложить об исполнении приказа. Как понял?

— Ы-ы-ы-ы-ы…

— Что? Сам себе уже язык откусил?

— Я больше не бу-у-ду-у-у-у…

— Это ты скажешь маме, а старшему по званию положено говорить «Есть», или если американские боевики нравятся — «Йес, сэр!». Ну, воин, не слышу!!!

— Есть… сэр…

— Вот так уже лучше. About face! (Кругом), Double time, march! (рысью — марш).

Мать усадила «воина» в кресло, ловко, профессионально переодела, села сама. Полковник заметил, что пассажиры рассаживаются в полной, оглушительной тишине.

Перекладывая вещи, мамочка приподнялась в кресле, обернулась к полковнику и одними губами сказала «Спасибо». То же самое, но громко и внятно произнесла стюардесса, просмотревшая всё представление от начала до конца, взирающая на полковника глазами преданной фанатки. Распутин перевел взгляд на хозяйку салона, пожал плечами и улыбнулся виноватой улыбкой, мол «сам не понимаю, как оно так вышло…»

— А хотите кофе? — выпалила стюардесса первое, что пришло на ум и смутилась окончательно…

— А с чем у вас кофе? — будто не замечая ее пунцовых щек, строго спросил полковник.

— С… с сахаром…

— А ещё с чем?…

— С ложкой! — растерялась бортпроводница, начиная злиться за собственное замешательство.

— Тогда мне борщ с пампушкой и котлету по-киевски! — вздохнул полковник и достал из кармашка рекламный журнал.

Стюардесса посмотрела на пассажира, на широко улыбающихся соседей, сняла тележку с напитками с тормоза и со словами «пошла готовить», удалилась за занавеску.

Последним в салон вернулся толстяк, слегка утомленный борьбой за парашют с администрацией аэропорта и представителями авиалиний. Зло зыркнул на полковника, плюхнулся в свое кресло и недовольно засопел, бубня себе под нос «пускают тут в бизнес-класс всяких клоунов…» Минуту послушав скрипение этого граммофона, полковник покопался в кошельке, вытащил тысячную купюру и осторожно дотронулся ею до плеча возмущенного.

— Простите, пожалуйста… Извините, что беспокою, но не могли бы вы передать за проезд…

Не переставая бубнить «наберут тут по объявлению…», толстяк выхватил купюру и исчез с ней за ширмой прохода, ведущего к экипажу. Вернулся быстро, сел в своё кресло, бросив через плечо:

— Стюардесса передаст, просила подождать…

— Спасибо, уважаемый, — вздохнул полковник, давясь от смеха, и закрыл лицо рекламным журналом. — Боже мой, какой кристально чистый экземпляр, — зашелестело из под страниц еле слышно, — надо чаще летать бизнес-классом. Такой зоопарк…