Но на тему эту они с Люсей все же поговорили. И не поговорили, а поспорили, скорее. Спорщицей Люся оказалась занятной, доводы свои аргументировала достаточно четко – очень умная девочка. Илья в их разговоре совсем не участвовал, но, взглянув на него ненароком в пылу спора, бабка Нора так и обомлела : в глазах ее внука Илюшеньки плескалось целое море абсолютнейшего, стопроцентного восхищения и обожания, и дрожащей озорной радости, и слепого юношеского восторга — это при том, что говорила девчонка тот момент совершеннейшие глупости. Хотя он и не слушал ее совсем, ему и того достаточно было, что она сидит здесь, рядом, что блестит глазами, машет руками, смеется, грустит, слушает… И бабка Нора искренне за внука обрадовалась – очень, очень хорошая девочка…

— А кто вы по профессии, Элеонора Павловна? – спросила неожиданно Люся, устав, видно, от нескончаемого этого философского спора и накладывая себе вторую порцию рыбы. – Если судить по качеству обеда, вы замечательная кулинарка!

— Я переводчик, Люся. С французского, немецкого, итальянского… Но я плохой переводчик, я синхронности не люблю. Скучно. Все время чего–то от себя добавить хочется, а кому это понравится? Получается, что я стилист, а не переводчик…

— Да у нее классные переводы, Люсь! – вдруг заступился за бабку Илья. – Особенно с французского. Она и Жоржа Перека переводила, и Андре Ремакля…

— Ой, а я даже и авторов таких не знаю, – растерянно заморгала ресницами Люся.

— Да я тебе дам потом почитать, тебе понравится!

— Ладно, Илья! – махнула рукой в его сторону тетя Нора, — переводы как переводы… Я вот о чем поговорить хочу , девочка, да все никак не решаюсь. Это ничего, что я на «ты» перешла? Даже и сама не заметила…

— Да конечно, что вы… Я слушаю вас внимательно!

Люся отодвинула от себя пустую тарелку, промокнула салфеткой губы и, пружинисто распрямив спину, вопросительно и серьезно уставилась на тетю Нору.

— Я об отце твоем хотела поговорить… Понимаю, что тема тебе эта неприятна, но раз уж так получилось… Ты попытайся все–таки простить его , Люся. Он говорит, что ты устроила ему настоящий бойкот, бросаешь трубку, не хочешь его видеть…

— Ой, бабка Нора, и не начинай даже, – быстро взглянув на девушку, радостно оборвал ее на полуслове Илья, – не переживай, ей всего только два месяца на обиду и осталось!

— Как это – два месяца? – опешила тетя Нора.

— А она, ты знаешь, сама свой срок вычислила. Месяц уже прошел, значит, еще два…

— Ай да девочка, ай да молодец! Ты мне все больше и больше нравишься, – с облегчением рассмеялась тетя Нора. — Свой срок на обиду сама вычислила, значит. Наш человек, наш… А не выпить ли нам по этому поводу наливочки, а, друзья мои? Поди, Илюшенька, принеси из комнаты. Там, в буфете, найдешь розовый такой хрустальный графинчик. А я ведь приготовилась к долгому разговору…

— Да я понимаю, как отцу сейчас сложно… — задумчиво проговорила Люся. – Вы думаете, легко ему набирать мой номер телефона? И жить уже хочется вовсю новой жизнью, и долги старые назад тянут… Все образуется, не думайте об этом. Все будет замечательно. И обед у вас замечательный, давно я такой вкусноты не ела… Рецепт дадите?