Впрочем, немецкое счастье длилось недолго – ровно столько времени, сколько потребовалось операторам станций артиллерийской разведки для того, чтобы засечь позиции вражеских минометных и артиллерийских батарей и передать эти данные тяжелым гаубичным артполкам. А контрбатарейная борьба с корректировкой по радару – это вам не артподготовка по площадям; тут можно такую плотность огня организовать, что воронка буквально будет на воронке. Г-а-а-а! – почти одновременно рявкнули гаубичные полки на том берегу Днепра; и жить с этого мгновения вражеским артиллеристам и минометчикам оставалось ровно столько, сколько мчат по траектории тяжелые фугасные снаряды.

А на простреливаемой с обеих сторон нейтральной полосе кое-где несколько раз прямой наводкой по амбразурам дотов ударили зенитные самоходы, звонко прорезаясь через глухой фон гаубичной канонады… Влепить снарядом от зенитки прямо в амбразуру дзота – это задача, нелегкая даже для опытного наводчика; но близкие разрывы нервировали немецких пулеметчиков и сбивали им прицел, тем более что уцелевших дотов было не много. Большая часть огневых точек была подавлена еще во время артподготовки, и сейчас дзоты, словившие прямые попадания гаубичных снарядов, зияли развороченными бревенчатыми перекрытиями. У некоторых уцелевших дотов вследствие близких разрывов амбразуры оказались завалены комьями мерзлой земли, и сейчас, должно быть, их расчеты, отодвинув пулеметы в стороны, лихорадочно пытались расчистить сектора огня. Вон один такой герой даже вылез с лопатой на бруствер, но тут же пал под дружным огнем из стрелковой цепи.

Впрочем, окончательно вопрос дзотов, упорно прижимавших к земле нашу пехоту, решили не зенитные самоходы, добившиеся только одного-двух попаданий, а сверхтяжелые самоходные минометы из будущего, которые, перебирая гусеницами, выехали к нашему переднему краю. Одна-две мины пристрелочные, а третья «рыбка» весом в сто тридцать килограмм влетает прямо в маковку дзота – и тот от внутреннего взрыва раскрывается розочкой, выворачивая наружу все свои потроха. Увидев, что путь свободен, наша пехота поднимается и одним рывком врывается в разбитую первую траншею немцев, в рукопашной схватке добивая и зачищая все, что было еще живо к тому моменту. А на нейтралке появляются новые действующие лица – санитары, собирающие раненых для эвакуации в тыл, а также машины разграждения танкового саперного батальона на базе танков КВ, толкающие перед собой тяжелые колейные тралы.

Это пехота в такой мороз может бегать по минным полям почти без опаски, потому что взрыватели установленных еще осенью противопехотных мин сначала утонули в жидкой грязи во время распутицы, а потом мороз схватил их будто бетоном. А вот противотанковая мина под гусеницей Т-55 или тридцатьчетверки может и сработать. Там такой вес, что продавит любую ледяную корку. И ведь точно – где-то с середины нейтральной полосы то под одним, то под другим тралом начались подрывы. В основном это хлопали потревоженные тяжелыми тралами противопехотные мины, но несколько взрывов были достаточно сильными, чтобы понять, что, наехав на эту мину, любой танк остался бы без гусеницы, а автомобиль без колеса. Вслед за разградителями, медленно ползущими к уже молчащей линии вражеских траншей, в колонну выстроились зенитные самоходы, потому что пехоте, застрявшей там, впереди, на втором рубеже вражеской обороны, требуется их помощь. Там, примерно в районе деревне Кабановка, ожесточенно строчат немецкие пулеметы и слышны хлопки ручных гранат.