Впрочем, вести истощенных и плохо одетых людей через метель, в местности, где населенные пункты отсутствуют напрочь, при постоянно понижающейся температуре воздуха^>96 – тоже форма самоубийства, только относительно медленного. К тому же в таком случае немецким войскам придется бросить на произвол судьбы госпитали, ибо раненые в любом случае не переживут этого ледяного Анабазиса. Спасти эти тридцать тысяч немецких солдат и офицеров, а также десять тысяч раненых мог приказ немедленно капитулировать, отданный еще более вышестоящим начальником, чем генерал-полковник Эрнст Буш. Ну или если этот начальник уже сам находится в плену – тогда это может быть не приказ, а совет. Совет одного аристократа, записанного в Бархатную книгу, другому такому же аристократу.

Так об этом Вильгельму фон Леебу и было заявлено. Мол, у него есть шанс посодействовать спасению большого количества немецких жизней. Мол, вермахт в этой войне все равно потерпит поражение (и потерпел бы его даже без вмешательства экспедиционных сил), безумный ефрейтор в любом случае примет яд, застрелится, повесится или бросится со скалы. Такой исход второй мировой войны – только вопрос времени. Но Германия, как страна, в которой проживают люди, говорящие на немецком языке и исповедующие немецкую этнокультурную доминанту, безусловно, продолжит свое существование, и эти несколько десятков тысяч молодых мужчин после окончания войны ей еще пригодятся. Должен же будет хоть кто-то восстанавливать разрушенное войной. Она и без того уносит слишком много жизней, чтобы можно было проявлять бессмысленную жестокость.

Выслушав из уст переводчика^>97 это предложение, фон Лееб плотно сжал губы и задумался. Сказанное было так неожиданно, как будто палач вместо исполнения смертного приговора вдруг начал проповедовать ему любовь к ближнему. Ведь в течении тех нескольких часов, пока он находился в плену у пришельцев из будущего, до прибытия их командования с ним никто не желал перемолвиться и словом. Мол, сиди, дед, в своем углу на стуле и не отсвечивай, и без тебя тут забот полон рот.

– Господа генералы, – произнес фон Лееб после довольно продолжительных раздумий, – каковы будут ваши гарантии в том, что все произойдет именно так, как вы мне сказали, а не иначе? Я хочу вам верить, и не могу. Знаете, герр Матвеефф, о ваших солдатах, их нечеловеческой жестокости и презрении к германской нации рассказывают множество историй, леденящих душу истинного христианина…

– Ну, герр фон Лееб, – с усмешкой ответил генерал-лейтенант Матвеев, – о немецких солдатах тоже рассказывают множество леденящих душу истинного христианина историй, и, что самое главное, все эти истории совершенно правдивы. Еще во времена наполеоновских войн говаривали, что когда немецкий солдат идет на службу, то отдает свою совесть на сохранение в полковую кассу, а потом получает ее обратно целенькую и без единого пятнышка, что бы он ни вытворял. Тогда же поговаривали, что все то, что русский солдат способен совершить, укушавшись зеленым вином до беспамятства, блекнет перед теми злодеяниями, которые немецкий солдат способен совершить, будучи абсолютно трезвым, при полной памяти и ясном рассудке. Но оставим дела давно минувших дней, поговорим о нынешней войне. Вспомните те приказы, какие ваше верховное командование отдавало в отношении поведения немецких солдат на оккупированной территории. Зверства над беззащитными женщинами, детьми, стариками, начавшиеся с первых же дней боев на восточном фронте. Ту жестокость, с какой ваши оккупационные власти срывают на мирном населении свою досаду неблагоприятным, по их мнению, течением боевых действий… А если говорить о честности – то мы ни разу не нарушили ни одного своего обещания, зато за Третьим Рейхом числятся не только провокация в Гляйвице, но и одно неспровоцированное и вероломное нападение без объявления войны. Вот о чем на самом деле надо говорить, а не об измышлениях вашего доктора Геббельса, который лжет зачастую только потому, что уже не может остановиться. Мы, в отличии от ваших солдат, не убиваем, когда в этом нет прямой необходимости. Что же вы, герр фон Лееб, опустили голову и молчите? Наверное, это оттого, что сказать вам нечего, и что это мы должны спрашивать гарантии, а не вы у нас…