– Я быстро что-нибудь соображу.
Сидя голышом на покрывале, мы жевали сэндвичи и в течение нескольких часов болтали о марафоне, о выходных с ее семьей и, наконец, о том, что каждый из нас чувствовал, когда мы думали, что все кончено.
Мы занимались любовью, пока солнечный свет за окном не угас, заснули в обнимку, а потом проснулись посреди ночи, изголодавшись друг по другу. И делали это громко, и яростно, и так, как у нас всегда получалось лучше всего – честно.
А затем, насытившись на какое-то время, я потянулся к прикроватному столику за ручкой. Прижавшись к Ханне, я снова вывел у нее на бедре татуировку «Все исключительное – для исключительных», надеясь, что смогу стать для нее «исключительным»: бывшим гулякой, преображенным игроком, тем, кто стал ее достоин.
Эпилог
Стюардесса прошла мимо, решительно захлопывая верхние багажные отделения. Затем, нагнувшись, она поинтересовалась:
– Апельсиновый сок или кофе?
Уилл попросил кофе. Я с улыбкой покачала головой.
Он похлопал меня по колену, держа руку ладонью вверх.
– Дай мне свой телефон.
Я протянула ему мобильник, не преминув жалобно проныть:
– Зачем мне выход в сеть? Я все равно просплю весь полет.
Никогда больше я не позволю ему покупать билеты на рейс из Нью-Йорка к западному побережью с вылетом в шесть утра.
Уилл, не обращая на меня внимания, ввел какой-то код в крошечное окошко интернет-браузера на моем телефоне.
– Если ты не заметил, у меня глаза слипаются. Кое-кто не давал мне спать всю ночь, – прошептала я, прижимаясь к нему.
Остановившись, он бросил на меня испепеляющий взгляд.
– Значит, так все было?
Сладкая дрожь, зародившаяся в груди, пробежала по животу и угнездилась между ног.
– Да.
– Значит, дело вовсе не в том, что ты еле живая приползла из лаборатории?
– Нет, – солгала я.
Уилл заломил бровь, и уголок его губ поднялся в улыбке.
– И ты вовсе не помешала моим приготовлениям к крайне романтическому ужину, который я для тебя запланировал?
– Я? Нет, что ты.
– И не затащила меня на диван, упрашивая «немного поработать ртом»?
Прижав руку к груди, я заявила с предельной честностью:
– Да никогда в жизни.
– Значит, это не ты, игнорируя весьма соблазнительные запахи из духовки, увлекла меня в спальню, умоляя предаться греху и разврату?
Я закрыла глаза, когда он, придвинувшись ближе, чуть куснул меня за подбородок и тихонько сказал:
– Я так сильно тебя люблю, моя милая хулиганка.
Образы прошлой ночи усилили тот ноющий, неутихающий голод, который я испытывала каждый раз рядом с Уиллом. Я вспомнила, как властны были его руки, какие точные он отдавал мне приказы. Я вспомнила, как эти руки тянули меня за волосы, как его тело часами раскачивалось надо мной, каким низким стал его голос, когда под конец он просил расцарапать и искусать его. Я вспомнила, как он рухнул на меня всем весом, потный и изможденный, и как заснул почти сразу после завершения.
– Может, это была и я, – снизошла я до признания. – Я весь день проработала в ламинаре, и что тут сказать? У меня была масса времени помечтать о твоих волшебных губах.
Поцеловав меня, он снова вернулся к телефону. Повозившись еще немного, Уилл вернул его мне со словами: