– Хорошо. Вы не боитесь, мадемуазель, что…
– Чего мне бояться? Через десять дней я уеду на гастроли, а этот мальчик прикован к своей Политехнической школе.
– Хорошо, мадемуазель… А все же, на мой взгляд…
В следующую среду Женни играла Селимену с особым блеском, вся во власти горячего желания понравиться незнакомцу. Когда наступил антракт, она ощутила острое любопытство, почти тревогу. Она устроилась в фойе и стала ждать. Вокруг нее сновали завсегдатаи театра. Директор о чем-то беседовал с Бланш Пьерсон, слывшей в те времена соперницей Женни. Но нигде не было видно черного мундира. Охваченная нетерпением, взволнованная Женни отправилась искать капельдинера.
– Никто меня не спрашивал?
– Нет, мадемуазель.
– Сегодня среда, а фиалок моих нет как нет. Может быть, Бернар забыл передать их… Или тут какое-нибудь недоразумение?
– Недоразумение, мадемуазель? Какое недоразумение? Если угодно, я схожу к швейцару…
– Да, пожалуйста… Впрочем, нет, не стоит. Я сама расспрошу Бернара, когда пойду домой.
Она посмеялась над собой. «Странные мы создания, – подумала она, – в течение шести месяцев я едва замечала робкую преданность этого юноши. И вдруг сейчас только потому, что мне недостает этих знаков внимания, которыми я всегда пренебрегала, я волнуюсь, словно жду любовника… Ах, Селимена, как сильно пожалеешь ты об Альцесте, когда он покинет тебя, охваченный нестерпимым горем!»
После спектакля она заглянула к швейцару:
– Ну как, Бернар, где мой поклонник? Вы не прислали его ко мне?
– Мадемуазель, как назло, сегодня он не приходил… В первый раз за полгода он не явился в театр – именно в тот самый день, когда мадемуазель согласилась его принять.
– Странно. Может быть, кто-нибудь предупредил его и он испугался?
– Нет, мадемуазель, что вы… Никто и не знал об этом, кроме вас и меня… Вы никому не сказали? Нет? Ну и я тоже молчал… Я даже жене ничего не говорил…
– Так как же вы все это объясните?
– А никак не объясню, мадемуазель… Может быть, случайно так совпало. А может быть, ему наскучило все это… Может быть, он захворал… Поглядим в следующую среду…
Но и в следующую среду опять не было ни студента, ни фиалок.
– Что же теперь делать, Бернар?.. Как вы думаете, может быть, приятели его помогут нам разыскать юношу? А может быть, обратиться к директору Политехнической школы?
– Но как мы это сделаем, мадемуазель? Мы ведь даже не знаем его имени.
– И то правда, Бернар. Как все это грустно! Не везет мне, Бернар.
– Полно, мадемуазель. Вы с таким блеском провели этот сезон. Скоро вы уедете на гастроли, где вас ждут новые успехи… Разве не грех говорить, будто вам не везет!
– Вы правы, Бернар! Я просто неблагодарное существо… Да только уж очень я привыкла к своим фиалкам.
На следующий день Женни покинула Париж. Анри Сталь сопровождал ее в этой поездке. В какой бы гостинице ни остановилась Женни, ее комната всегда утопала в розах. Когда она возвратилась в Париж, она уже позабыла о романтическом студенте.
Спустя год она получила письмо от некоего полковника Женеврьер, который просил принять его по личному делу. Письмо было написано очень корректно, с большим достоинством, и не было никакой причины отказывать в свидании. Женни предложила полковнику навестить ее в один из субботних вечеров. Он пришел, одетый в черное штатское платье. Женни встретила его с той очаровательной непосредственностью, которой ее наделила природа и научила сцена. Но во всем ее поведении, естественно, проскальзывал немой вопрос: что нужно от нее этому незнакомцу? Она терпеливо ждала объяснений.