— Все, кто делает мне плохо, — ответил я, — мои враги.

— Прекрасно, — сказал этот Внутренне-Низменный Министр, садясь у моей постели. — Я и Правительство, членом которого я являюсь, хотим, чтобы ты считал нас друзьями, Да, друзьями. Мы ведь привели тебя в порядок да? Ты получаешь самое лучшее лечение. Мы никогда не желали тебе вреда, но есть люди, кто этого желал и желает. И, я думаю, ты знаешь, кто они. Да, да, да, — продолжал он. Есть определенные лица, желавшие использовать тебя, да, использовать для своих политических целей. Они были бы рады, да, рады, если бы ты умер, потому что думают, что смогли бы тогда свалить все это на Правительство. Я думаю, ты знаешь, кто эти люди. Есть один человек, — продолжал Внутрнизмин, — по имени Ф. Александер, сочинитель подрывной литературы, который жаждал твоей крови. Он безумно желал вонзить в тебя нож. Но теперь ты в безопасности. Мы его убрали.

— Он казался мне другером, — ответил я. — Он относился ко мне прямо как мать.

— Он обнаружил, что ты причинил ему зло. По крайней мере, — вэри-вэри скор-ро добавил Министр, — он поверил, что ты причинил ему зло. В его голове засела мысль, что ты был отвественен за смерть кого-то близкого и дорогого для него.

— То, что вы имеете в виду, — ответил я, — ему наговорили.

— У него была такая мысль, — сказал Министр. — Он представлял собой угрозу. Мы его убрали для его же собственной безопасности. Так же, — добавил он, — как и для твоей.

— Любезно, — ответил я. — Весьма любезно с вашей стороны.

— Когда ты выйдешь отсюда, — продолжал Министр — тебе не придется беспокоиться. Мы все предусмотрим. Хорошая работа за хорошую плату. Потому что ты нам помогаешь.

— Я? — спросил я.

— Мы всегда помогаем нашим друзьям, не так ли?

Тут он взял меня за рукер, а какой-то вэк закричал: "Улыбка!", и я, не думая, заулыбался, как безуммен, и тут флэш-флэш-крэк-флэш-бэнг! защелкали фотокамеры, снимая меня вместе со Внутринизмином, совсем как другеров.

— Хороший мальчик, — сказал этот великий тшелловэк. — Отличный мальчик. А теперь взгляни на подарок.

И вот внесли, братцы, большой блестящий ящик, и я ясно увиддил, что это за вештш. Это было стерео. Его поставили рядом с кроватью и открыли, и один вэк сунул провод в розетку на стене.

— Что поставить? — спросил вэк с бриллями на носу, а в рукерах он держал красивые, блестящие конверты, полные музыки. — Моцарт? Бетховен? Шенберг? Карл Орфф?

— Девятую, ответил я. — Славную Девятую.

И вот она, Девятая, о, братцы. Все начали тихо и незаметно выходить, а я лежал, закрыв глазеры, слушая прекрасную музыку. Министр сказал:

— Хороший, хороший мальчик.

Он похлопал меня по плэтшеру и вышел. Остался только один вэк, который сказал:

— Подпиши здесь, пожалуйста.

Я открыл глазеры, чтобы подписаться, не зная, что я там подписываю, братцы, да и не заботясь об этом. Потом я остался один со славной Девятой Людвига-ван.

М-м-м, это было великолепно. Когда дошло до Скерцо, я вэри ясно увиддил, будто я бегу и бегу на вэри легких, неземных ногерах, полосуя лик всего вопящего мира моей бритвой-горлорезом. А впереди была медленная часть и прекрасная последняя хоральная часть. Меня излечили — что надо!